Переворот - Иван Павлович Кудинов

— Куда отвести? Кто приказал?

— Комиссар Центросибири Соболевский.

— Это который из Омска? — догадался Огородников. — Когда же он успел отдать приказ?

— Пока ты купался… Огородников шутки не принял:

— Ты что, уже разговаривал с ним?

— Да так… на ходу.

— Приказы на ходу не отдаются.

— Смотря какая обстановка…

— Ну, и какая же… по мнению Соболевского?

— Об этом он тебе сам скажет. А что это ты так активно настроен против Соболевского? Еще и в глаза его не видел…

— Не против Соболевского, а против приказов, которые он отдает на ходу… А Гуркин зачем приехал? Кайгородова вызволять?

Селиванов помедлил.

— Послушай, Степан, давай не будем делать поспешных выводов.

— Хорошо, не будем. Послушаем, что скажет комиссар Центросибири.

Увидев же комиссара, Огородников удивился и несколько даже разочаровался: приготовился к встрече с представителем солидным и важным, а перед ним стоял совсем молодой, по-юношески ладный, подтянутый человек. Хотя, как выяснилось позже, ни по возрасту своему — двадцать шесть лет, ни, тем более, по своему партийному стажу — член партии большевиков с одна тысяча девятьсот десятого, Соболевский не был юноша, а был зрелый, закаленный боец. Он улыбнулся Огородникову, протянув руку, и весело сказал:

— Так вот ты какой! А я тебя представлял несколько иначе…

— И я вас, товарищ комиссар, тоже другим представлял, — признался Огородников. И они задержали руки несколько дольше, чем полагается для рукопожатия, глядя друг другу в глаза. — Это правда, что есть приказ об отводе отряда из Мыюты? — спросил Огородников, расслабляя ладонь и не отводя взгляда. Соболевский отпустил его руку, но взгляда тоже не отвел:

— Давайте обсудим этот вопрос.

— Разве приказы обсуждаются? — язвительно прищурился Огородников. «А впрочем, — тут же подумал, — и выполняются не все. Прошлым летом вон какие грозные приказы отдавал Керенский кронштадтским морякам, а что из этого вышло? Так что поглядим по обстановке…» Вслух же прибавил: — Можно и обсудить.

И только сейчас заметил сидевшего подле окна человека, скуластое и смуглое лицо которого, с резкой и жесткой линией рта, обрамленного сверху коротко стриженными усиками, показалось ему знакомым, хотя видел он его впервые… И он тотчас догадался: Гуркин. Испытав при этом чувство некоторого замешательства — слишком уж неожиданным и рискованным был приезд председателя Каракорумуправы. На что же он надеялся? Во всяком случае, держался Гуркин спокойно и уверенно, слишком даже уверенно, как будто всем своим видом говоря, что он у себя дома и, будьте любезны, с этим считаться. «Ну что ж, — подумал Огородников глядя Гуркину прямо в лицо и как бы принимая вызов, — и мы тоже не в гостях». А вслух повторил: — Можно и обсудить.

— Вот и хорошо, — кивнул Соболевский. — Хочу вас, товарищи, сразу предупредить: руководство Центросибири крайне озабочено создавшейся в Горном Алтае обстановкой. Речь идет не о классовом антагонизме, когда пролетариат и сознательное крестьянство с оружием в руках отстаивают завоевания революции, борются против своих угнетателей — это закономерно и неизбежно. Речь идет о совершенно неоправданной вражде между русским и туземным населением Алтая, разросшейся до вооруженного столкновения… Наша задача, товарищи, мирным путем урегулировать этот конфликт. Чтобы впредь подобные эксцессы не повторялись…

— Мирным путем не выйдет, товарищ Соболевский, — возразил Огородников. — Слишком далеко зашли.

Соболевский удивленно посмотрел на него, повернулся к Гуркину:

— И вы так считаете, Григорий Иванович?

— Нет, я так не считаю, — ответил Гуркин. — Конфликт произошел на территории округа, а не в пределах Бийского совдепа, куда мы не вторгаемся…

— Конфликт произошел на территории Советской республики, — уточнил Огородников. — А у нее границы единые.

— И потом, есть еще одна тонкость, не учитывать которую было бы ошибочно и даже опасно, — добавил Фадеев, сидевший боком к столу и лицом к лицу с Гуркиным. — Во-первых, далеко не все алтайцы поддерживают Каракорум. А во-вторых, и в самой Каракорум-Алтайской управе, во главе наиболее важных ее отделов, военного, скажем, во главе так называемых «гвардейских» формирований да и среди самих «гвардейцев» немало людей отнюдь не туземного происхождения…

— А что, разве в совдепе одни только русские? — спросил Гуркин. — Почему же вас это не беспокоит?

— Нет, и в совдепе люди разных национальностей. Революцию совершали не только русские… Но роднит и объединяет этих людей одна задача: отстоять дело революции.

— У нас тоже одна задача — отстоять право алтайского народа на самоопределение, — поднялся Гуркин и неторопливо прошел до двери и обратно, мягко ступая по половицам — ходок в нем угадывался незаурядный. — Разве революция не предоставила нам такого права? — остановился в двух шагах от Фадеева. — А если это не так, тогда я не понимаю Советской власти…

— А вы ее и так не понимаете, — резко сказал Фадеев. — О каком понимании можно говорить, если под знаменем Каракорума собрались и объединились в большинстве своем враждебные революции элементы — эсеры, монархисты, областники и националисты разных мастей… Лозунгами об автономии и самоопределении алтайского народа они лишь маскируют истинные свои цели.

— Они уже и маскироваться перестали, — заметил Огородников.

Гуркин посмотрел на него с неприязнью:

— Это не так, ошибаетесь.

— Так. Можем подтвердить это примерами.

— А разве само название вашей управы и будущей столицы вашего округа, которую собираетесь вы построить на берегу Катуни, между Маймой и Манжероком, разве само это название, Каракорум, не содержит в себе враждебного по отношению к русскому народу смысла? — углубил вопрос Фадеев. — Вам ведь известно, откуда такое название?

— Дело не в названии.

— И в нем тоже, — стоял на своем Фадеев. — Слишком многое за этим скрывается.

— Что же за этим скрывается?

— А я уже сказал: враждебные революции элементы Гуркин провел рукой по жесткому ежику волос, ото лба к затылку, как бы успокаивая и сдерживая себя, и горестно усмехнулся:

— Ну что ж, теперь мне, по крайней мере, ясно: серьезного и объективного расследования не будет. Вести же пусто порожние разговоры я не намерен.

— Это вы напрасно, Григорий Иванович, — вмешался Соболевский. — Истина, как известно, рождается в спорах… Давайте разберемся.

— Затем я и приехал, чтобы разобраться. Но теперь вижу, что настроена комиссия односторонне.

— А вы нас переубедите, — сказал Фадеев. — Чтобы мы поддержали вашу сторону. Пока нет таких доводов.

— Какие вам доводы нужны? — глянул на него Гуркин. — А разве случай в Мыюте — не довод?

— Довод. Только не в пользу Каракорума…

— Каракорумский отряд находился на своей территории и никому не угрожал…

— А мы, стало быть, на него напали? — иронически вставил Огородников. — А известно ли вам, что двумя днями раньше два каракорумских отряда, два, а не один, как вы утверждаете, заняли село и учинили расправу над членами мыютинского