Воевода - Вячеслав Перевощиков

Тот, кто ищет выход, пусть его найдет!

Отрок замолчал, и в наступившей тишине было слышно, как тяжело дышат и всхрапывают кони. В молчаливом ожидании прошла минута, но ничего не происходило.

– Это все? – удивилась боярышня.

– Нет, – смутился молодой воин, – там еще были слова, но они нам не нужны.

– Почему не нужны? – не унималась девушка.

– Они не подходят по смыслу, – устало отвечал отрок, – а лишнее слово может и навредить.

– Если бы это слово было лишним, ты бы уже нашел вход в свою пещеру, – съязвила Русана.

Отрок хотел было ответить, что еще как бывают лишние слова, и даже рассказать какой-нибудь случай про это, но времени не было, и он только устало вздохнул в ответ.

– Ладно, – сказал воин после некоторого раздумья и начал читать все сначала:

– Звезды и ветер, тьма и огонь.

Пусть проскачет по небу златогривый конь,

Золотым копытом все замки собьет.

Тот, кто ищет выход, пусть его найдет!

Превратятся стены в тысячи окон.

Кто забыт и спрятан, будет пробужден!

На последних словах он еще раз ударил тупым концом копья в каменную стену. Эхо запрыгало по каменным стенкам, постепенно угасая, но вдруг звук эха перестал затихать, а остановился на одной подвывающей жалобной ноте.

– Что это? – испугалась Руська.

Ледяное дыхание от скалы вдруг обдало всех так, что люди невольно поежились, а кони под ними попятились, вздрагивая мелкой дрожью.

– Что это? – снова спросила Руська, начиная понимать, что там, внутри, живет таинственная и неведомая страшная сила, спрятанная совсем рядом, за тонкой перегородкой из камня.

То, что перегородка тонкая, поняли все сразу, потому что дикий нечеловеческий ужас начал просачиваться через камень, расползаясь вокруг по липким щупальцам тьмы, облепившим скалу. Птицы, ночевавшие на вершине скалы, вдруг с шумом взмахнули черными крыльями и разом поднялись над утесом черной колыхающейся тучей. Мир вокруг затаился и притих, превратившись в одну напряженную тишину, которая нарушалась только легким свистом воздуха, рассекаемого испуганными крыльями. Казалось, что это оцепенение будет продолжаться вечно или пока не случится что-то страшное, но Провид, словно сбросив с глаз пелену, очнулся и, дернув за повод коня Русаны, заторопился.

– Едем отсюда быстрее, – зашептал он тревожно. – Быстрей же, а не то...

Он не договорил, но весь его вид и голос были красноречивее любых слов. Девушка сжалась в комочек, во все глаза глядя на юношу и стараясь не пропустить ни одного движения своего спасителя. По сторонам она даже не смотрела, поскольку все равно ничего не видела в темноте, но провалы тьмы ее страшили, и она старалась изо всех сил, по крайней мере, их не замечать.

– Скорей же! – вновь услышала девушка срывающийся голос отрока, поражаясь тому, что его движения все еще остаются такими же медленными и осторожными, и его конь не мчится вперед стрелой. Но ничего не сказала, вдруг ощутив, что и ее движения стали такими же медленными, словно пространство и время, сжавшись многократно, слились в один тягучий сгусток, который, обволакивая все вокруг, превратил мир в некое подобие сна.

Лишь через десяток шагов конь отрока рванулся вперед, и повод коня Руськи резко натянулся. Они помчались сумасшедшей рысью по влажному мерцанию каменистого склона холма. Только оказавшись опять у подножия земляной горы, все трое остановились, тяжело переводя дыхание.

– Что это было? – вновь спросила она растерянно.

Провид некоторое время тяжело молчал.

– Теперь, наверное, уж все равно, – выдавил он из себя.

– Что, все равно? – испугалась Руська.

– Жизнь моя кончена, – бросил Провид небрежно.

– Что ты такое говоришь?! – возмутилась Руська. – Мы же ушли от погони! Печенеги далеко, и им нас не догнать, а ты....

– Каждый воин, – оборвал ее отрок, не дав договорить, – каждый воин чувствует свою смерть. Так вот и я...

Голос его оборвался порванной струной, и боярышня вдруг поняла, что тот леденящий душу холод на вершине холма имеет какое-то отношение к смерти. И к нему, этому молодому парню, ее спасителю.

– Так вот, сегодня я умру. Это случится. И знаю я это совершенно точно. В конце концов, – он печально усмехнулся, – недаром же меня зовут Провидом.

– Да с чего ты это взял? – неуверенно возразила Руська.

– Когда-то я тоже в это не верил, – заговорил воин сбивчиво и отрывисто. – Но теперь я знаю, что такое прикоснуться к собственной смерти и что это бывает именно так.

Отрок дотронулся до нее своей совершенно ледяной рукой, так, что она невольно вздрогнула, но все же, сделав усилие воли, не отдернула своей руки, ибо голос его звучал неожиданно жалобно:

– Мне теперь нужно все припомнить, как следует... и сделать все, как надо... А случилось вот что... легенда, которая казалась досужим вымыслом, сказочкой, простой детской сказкой, оказалась, кажется, правдой, причем очень жестокой правдой.

– Какая сказка? Какая правда? Да что за чушь! – в отчаянии прошептала Руська.

– А разве ты не знаешь легенду про черного князя и его могилу?

Боярышня легонько отдернула свою руку, почувствовав огромное облегчение, словно не рука отрока лежала на ее руке, а громадный ледяной камень. И едва она это сделала, как кони их сами собой двинулись вперед медленным осторожным шагом.

– Что правда? Что? Говори же! – собравшись с силами, мягким и в то же время властным, не терпящим неповиновения голосом, повторила она свою просьбу.

Несколько секунд отрок молча покачивался в седле, запрокинув голову к звездному небу, словно вручив поводья своего коня великим древним богам или душам предков, взиравшим на него из священного Ирия.

– Так слушай же эту легенду, – заговорил Провид ровным и спокойным голосом, – легенду про Черного Князя.

В те далекие времена, когда силы Зла еще не создали народы Тьмы, и когда бесчисленная черная орда этих народов еще не заполонила землю Светлых Богов, жили здесь и по всей земле, до далекого Восточного моря, дети Светлых Богов. Жили по любви и согласию, сея добро и постигая великие истины. И были эти люди мудры, красивы, высоки ростом и очень сильны. И от мудрости и данной им богами силы происходила их доброта, ибо не надо было им никого бояться.

Правил одним из этих народов князь Светомир, которого люди звали Добрым Князем, потому что не было более отзывчивого и заботливого человека даже среди этих добрых людей. Радовался народ добросердечию своего правителя, и только волхвы недовольно ворчали, неустанно повторяя древнюю мудрость о том, что закон равновесия не должен быть нарушен, а Светомир превысил меру добра.