Десять месяцев (не)любви - Юлия Монакова

— Хорошо. Скоро буду.

И она услышала, как он диктует таксисту её адрес.

Он приехал довольно быстро, минут через двадцать. За это время Илона успела скоренько принять душ и сменить любимую хлопковую пижаму на не такой удобный, но соблазнительный шёлковый пеньюар. Былая апатия сменилась радостным возбуждением, сердце колотилось, как бешеное, щёки горели… Илона предчувствовала, что дальнейшее развитие их отношений зависит только от неё и от сегодняшней ночи, и намерена была отвоевать Марка во что бы то ни стало, совершенно забыв о том, что ещё несколько минут назад хотела откровенно поговорить с ним и услышать, наконец, всю правду в лицо.

Да и зачем ей она, эта проклятая правда? К чему? Только душу тревожить хвалёной кристалльной честностью… Кому от этого станет легче? Тем более, Илона знала главное: у него сейчас никого нет — по крайней мере, чисто физически. Она не хотела превращаться в шпионку и презирала себя за невольные попытки подсмотреть, подслушать, выследить, но всё равно чутко и своевременно всё подмечала, как истинная ревнивая женщина, и могла ручаться: Марк ни с кем больше не спит.

И всё же… как ни прятала она голову в песок, а не признавать очевидного не могла: Марку нравилась Полина Кострова. И симпатия эта зародилась ещё в сентябре, неосознанно, при первых встречах… Илона не знала, как далеко его симпатия успела зайти и во что вырасти, но получала подтверждения своим подозрениям практически ежедневно. Вот и сегодня утром на кафедре обуждали дипломников, и Марк сказал, что у Костровой серьёзная работа… а голос его при этом дрогнул.

Никто не заметил, никто!.. Кроме Илоны. А она услышала — и сердце тоскливо сжалось. Господи, как же больно, как же унизительно и больно, выть хочется, когда видишь, что любимый мужчина на твоих глазах влюбяется в другую, мучается собственной виной, сам бежит от этого неизбежного чувства, но оно всё равно его настигает…

Самое обидное, что Полина Илоне тоже искренне нравилась. И ей не хотелось бы возненавидеть девушку просто за то, что она сумела зажечь Марка, в отличие от неё самой. Но при этом быть к ней объективной она тоже не могла. Её раздражала Кострова, и Илона мечтала, чтобы эта студентка однажды просто-напросто провалилась сквозь землю, исчезла с лица земли.

Так вот, с Полиной у Марка пока ничего не случилось, Илона была уверена. Как ни стыдно было это признавать, но Марка держали их с Илоной отношения. Удавкой затягивались на его шее, но всё ещё держали…

Когда он вошёл в квартиру, она сразу же поняла по его глазам, что он намерен с ней решительно объясниться, чтобы порвать. Её окатило волной панического ужаса и, не совсем отдавая себе отчёта в том, что делает, Илона бросилась к Марку на шею с жаркими объятиями.

Он вежливо приобнял её в ответ, попытался отстраниться и что-то сказать… она не давала ему ни единого шанса это сделать, исступлённо покрывая любимое лицо поцелуями, затыкая ими его рот и невнятно бормоча в промежутках:

— Пожалуйста, Марк, не сейчас… я так соскучилась… я очень сильно тебя ждала, — а руки её уже отчаянно-бесстыдно расстёгивали его куртку, забирались под свитер, тянули пряжку ремня. Плевать, что будет после, а пока — ты мой, только мой, мой любимый, единственный, желанный…

Говорят, перед смертью не надышишься. Да существует ли она, эта мифическая смерть? А в данный момент Илона живая. Как никогда живая, только с ним и живая. Ей хочется любить прямо сейчас, наплевав на все условности и предрассудки…

Надо иметь гордость, скажут ей. Ах, не всё ли равно, что болтают люди?! Они всегда готовы осудить и заклеймить. И если они говорят, что она грешна… ну что ж — значит, она грешна. Это её жизнь, её право на ошибки.

Марк, наконец, откликнулся на её действия, впиваясь ей в рот — с ожесточением, даже со злостью. Он словно наказывал себя за это, но продолжал целовать Илону — так, что у неё моментально вспухли и заболели губы. Он был совсем незнакомым в это мгновение, совсем чужим… Да её ли он сейчас целовал?! Как же это горько, господи, заниматься любовью с тем, кто тебя не любит…

"Ты этого просила? Этого ждала?.. — напоследок мелькнула в голове предательская мыслишка. — Ещё крепче привязала его к себе. Хлебай теперь своё счастье полными ложками…"

Не захлебнуться бы.

Полина

Почти всю ночь Полина прометалась на постели, тщетно пытаясь заснуть, уговаривая себя расслабиться хоть ненадолго. Куда там! Она то принималась плакать, то истерически хохотала, а то её и вовсе кидало в жар при воспоминании о тех бесконечных упоительных поцелуях возле кухонного окна…

Но где же Марк Александрович? Куда он пошёл, куда сорвался среди ночи? К своей женщине? Ведь, совершенно очевидно, у него есть какая-то женщина, именно это его и сдерживало до сих пор в отношениях с Полиной… Интересно, кто она — неужели всё-таки Илона Эдуардовна?

Поколебавшись, Полина решилась включить телефон, подсознательно ожидая весточки от Громова. Проверила входящие сообщения… От Марка Александровича — ничего, зато обнаружилось послание от Ксении. Полина даже рискнула открыть и прочесть.

"Полинка, не руби с плеча. Я виновата, не спорю, но нам нужно поговорить лицом к лицу. Так что не дури, приезжай поскорее в общагу".

Пожав плечами, Полина хладнокровно удалила послание, оставив его без ответа. Странно, но при мысли о жестоком нелепом розыгрыше с вымышленным Вадимом ничего больше не болело и не ёкало у неё в груди. Ну да, Ксения развела её, как последнюю дуру, выставила на посмешище… Но гораздо больше Полину сейчас волновал Громов, его отношение к ней.

Она в очередной раз воскресила в памяти те волшебные ощущения: его руки на её спине, на плечах, на лице… такие нежные, даже робкие касания. Не было в его прикосновениях ни капли пошлости, какого-то грубого вожделения, хотя целовал он её не так уж невинно. Полину снова окатило волной жара, когда она вспомнила, как это было. Ведь ему же очень понравилось её целовать, ему было с ней так хорошо!..

Проворочавшись на скомкавшейся простыне ещё несколько мучительных часов, перед самым рассветом Полина, наконец, заснула беспокойным сном.

Она не слышала, как утром домой вернулся Марк Александрович. Он открыл дверь своим ключом, чтобы не тревожить Полину.

Проснулась она внезапно, как от толчка, будто интуитивно почувствовав его присутствие. Оторвала голову от подушки — и увидела, что Громов стоит в комнате, привалившись к письменному столу и скрестив руки на груди. Взгляд его был устремлён на Полину. Он смотрел молча, без улыбки… с таким выражением, будто мысленно прощался с ней.

Полина встрепенулась, вскочила, в непроизвольном порыве собираясь кинуться ему в объятия, но… остановилась, словно наткнувшись на невидимую преграду. Это снова был чужой человек, не её Марк Александрович. Чужой, отстранённый и далёкий.

— Доброе утро, — сказал он голосом, начисто лишённым какого-либо выражения. — Надеюсь, вы хорошо спали. Я зашёл в магазин, купил кое-что из продуктов. Сейчас приготовлю завтрак.