Корейские мифы. От небесного владыки и принцессы Пари до королей-драконов и духов-хранителей - Кёндок Ли

Получив от него письменную клятву, Канним узнал дорогу в мир живых и пустился в обратный путь.

Стояла темная ночь. Канним пошел на огонь и дошел до дома своей жены. А супруга уже справляла по нему поминки – прошло три года с тех пор, как муж ушел на тот свет, и женщина считала его мертвым. Когда Канним появился, она не поверила, что это он. В сомнениях женщина стала искать в его одежде иглы без ушка, которые тайком воткнула, провожая мужа. От ее прикосновения иглы, съеденные ржавчиной, рассыпались в прах. Женщина расплакалась и впустила Каннима в дом. Тот недовольно спросил:

– По кому это ты поминки справляешь?

Выслушав жену, Канним понял, что день на том свете равняется году на этом, так что прошло уже три года. Вместе с женой он выпил вина с поминального стола, празднуя свое возвращение.

Но приметивший Каннима сосед Ким поспешил донести о нем в канцелярию.

– Канним не пошел на тот свет. Днем он прячется за ширмой, а по ночам веселится с женой.

Начальник Кимчхи пришел в ярость и заточил Каннима в темнице. Как тот ни уверял, что послезавтра в полдень явится владыка Ёмна, ему не верили. Все считали, что он три года водил их за нос. Канним взывал к справедливости, но никто его и слушать не хотел. Так прошло двое суток, и наступил день, когда должен был явиться Ёмна.

В полдень на небо набежали черные тучи, к управе спустилась яркая радуга и с оглушительным раскатом грома появилась королевская процессия.

Гонец загробного мира. Роспись на шелке. Период Чосон. Из коллекции Национального музея Кореи (© National Museum of Korea).

Люди дрожали, объятые страхом. Владыка Ёмна освободил заточенного в темнице Каннима. Начальник Кимчхи, не переставая трястись, поведал королю загробного мира о жалобах жены Кваянсэна. Тот уже обо всем знал и сам.

– Пускай Кваянсэн и его жена явятся сюда!

Когда они пришли, владыка Ёмна спросил:

– Где вы похоронили своих сыновей?

– На поляне возле дома.

– Тогда раскопайте могилы!

Повинуясь приказу, супруги стали копать землю. Но в могилах оказались только гробовые доски и больше ничего.

– Где ваши сыновья? Зачем вы меня звали? – гневно вскричал владыка загробного мира.

Кваянсэн и его жена не знали, что сказать, только тряслись от страха. Тогда владыка Ёмна повел супругов вместе с уездным начальником, Каннимом и другими чиновниками и слугами к пруду у реки Чучхонган.

– А теперь смотрите хорошенько! – приказал владыка загробного мира, грозно взглянув на Кваянсэна и его жену.

После этого он достал из-за пазухи золотой веер и трижды ударил им по воде. В тот же миг вода ушла под землю, и на дне пруда показались кости трех сыновей Пому-вана. Кваянсэн и его жена побледнели от ужаса.

Собрав останки, владыка Ёмна снова трижды ударил веером. Кости тут же обросли плотью, и к сыновьям Пому-вана вернулась жизнь.

– Это ваши сыновья? – спросил владыка Ёмна супругов.

Те закивали. Однако трое братьев, едва увидев жену Кваянсэна, затряслись от негодования и в тот же миг чуть не набросились на нее. Владыка Ёмна остановил их.

– Я за вас отомщу, а вы ступайте к родителям.

Владыка Ёмна привязал супругов к быкам и разорвал их тела, а потом перемолол останки в порошок. Из этого порошка появились комары и другие насекомые, которые сосут человеческую кровь, как это делали Кваянсэн и его жена.

Покончив со злодеями, владыка загробного мира обратился к начальнику Кимчхи с предложением поделить Каннима. Владыка загробного мира оценил его талант и желал сделать Каннима своим гонцом.

– Выбирайте – тело или душа?

На этот вопрос Кимчхи не раздумывая ответил, что выбирает тело. В тот же миг владыка загробного мира забрал душу Каннима и исчез. Тело упало бездыханным.

Узнав об этом, жена Каннима прибежала к уездному начальнику и от горя поколотила его. Испустив предсмертный вопль, Кимчхи отправился следом за Каннимом.

Миф о Канниме на острове Чечжудо называется «Песенный сказ о гонце из мира мертвых» (Чхаса-понпхури). Эта история показывает нам, что жизнь и смерть – единое целое. В отличие от японских или западных мифов, где мир живых и мир мертвых отделены друг от друга, в корейских мифах мироздание имеет циклическую структуру. Представление о том, что жизнь и смерть – две стороны одной медали, существует с давних времен.

Когда я слышу словосочетание «корейские мифы», мне всегда приходят на ум цветы. В корейских мифах постоянно встречаются образы цветов и цветочной поляны. Цветы являются символом бытия, прекрасной жизни, а цветочная поляна – метафорой нашего общества.

Цветок в корейской мифологии связан с семантикой жизненной силы и красоты. Разворачивая эту метафору, можно сказать, что в образе цветов заключено представление обо всем, что необходимо человеку в жизни: о любви, дружбе и заботе, о радушии и других благах. Поэт Ким Соволь, непревзойденный выразитель корейской души, воспевает цветы в своем известном стихотворении «Цветы в горах»:

Цветы расцветают не только в горах: когда, приложив усилия, корейцы добиваются какого-то результата, они используют фразеологизм «распустился цветок». В стихотворении Ким Соволя за простым любованием природой скрыто напоминание о том, что и наша жизнь должна уподобиться чудесному цветку.

Значение образов цветов и цветочной поляны – главный ключ к пониманию корейских мифов. Стоит вставить этот ключ в замочную скважину, становится ясен смысл цветочных состязаний, которые встречаются в «Песенном сказе о Небесном владыке» острова Чечжудо, в «Песни о сотворении мира» провинции Хамгёндо, в «Песенном сказе о богине чадородия» (Сэнбульхальман-понпхури), где говорится о покровительнице чадородия Самсын-хальман, и многих других. Проясняется значение образов цветов и цветочной поляны в историях о принцессе Пари, Чачхонби и Оныль.

Цветочная поляна – это мир, о котором грезили люди, жившие на этой земле. Наши предки мечтали о прекрасном, благодатном мире, подобном полю цветов, и создавали его в своем воображении.