Путь диких гусей - Вячеслав Софронов

— Верно, это послал мой родич Хайдулла, что помог умертвить презренного Бек-Булата. Мы с ним сговорились, что он поможет великому хану. Вот он и послал весточку.

— Что он сообщает? Как он поможет мне?

— Тут нарисована крепость и вот двое ворот. — Ата-Бекир водил толстым грязным пальцем по белой поверхности, — Он будет ждать у вторых ворот, что выходят к малой речке и не так укреплены. Их он и откроет, чтоб впустить твоих воинов внутрь.

Кучум некоторое время подумал, оценивая сказанное, а потом, сверля лазутчика глазами, спросил негромко:

— А если обманешь? Знаешь, что с тобой будет?

— Клянусь жизнью своих детей, что все будет так, как я сказал. Клянусь.

— Тогда веди мои сотни, — перебил его Кучум, — прямо сейчас, ночью. Найдешь дорогу?

— Да как не найти? Как не найти, — запричитал Ата-Бекир, — сотни раз, поди, ходил по ней и ночью. Проведу, хан, так, что и не споткнется ни один конь. Все сделаю…

— Сам пойду, — Кучум вскочил с подушек, — а ты, — повернулся к Алтанаю, — останешься главным и чтоб сегодня никакого пьянства. Смотри у меня, — и поднес к плоскому носу башлыка сжатый кулак.

— Э-э-э, хан, — отвернул тот лицо от крепкого ханского кулака, — о чем говоришь. Вчера все вылакали и опохмелиться даже не оставили. Шакалы.

Когда все вышли из шатра, чтоб собраться в ночной поход, то Кучум задержал башлыка, спросив тихо:

— От охотников, что за сестрой отправил, ничего не слышно?

Алтанай пожал недоуменно плечами и закачал головой:

— Быстро хочешь, хан, такое дело сразу не делается. Ждать надо… Добрые охотники пошли, коль жива она, то непременно найдут.

— Пусть ищут хорошо, а то… сам знаешь… — и вышел из шатра.

Когда он уже садился на коня, то увидел ковыляющего к нему толстого Соуз-хана. Он слегка прихрамывал, одной рукой опираясь на палку, а другой прижимая жирный живот.

— Хан, о великий хан, ты даже не навестил меня, а я был ранен во вчерашнем бою. Я дрался, как лев, — причитал он.

— Многие ранены, — отрезал Кучум, — говори, чего хочешь?

— Хан, ты видел мою преданность и должен верить мне…

— Говори, чего ты хочешь? — нетерпеливо повторил Кучум. — Я спешу.

Соуз-хан, подойдя вплотную к нему, ухватил за стремя и, громко дыша широко открытым ртом, произнес:

— Я хочу стать твоим визирем. Самым главным визирем и править всеми улусами.

— Хорошо, ты будешь им, — неожиданно легко согласился Кучум, — но сперва надо разделаться с остальными беками и найти Едигира. Среди убитых его не нашли. — И, чуть помолчав, добавил:- Ты случаем не видел женщину из того шатра? — Он махнул рукой в сторону, где стоял шатер Зайлы.

— О какой женщине ты говоришь? — Соуз-хан вздрогнул и сильней прижал руку к раненому боку. — Я всю ночь и весь день лежал в своем шатре и очень страдал. Я очень страдал, — добавил он, для верности застонав.

— Значит, не видел? — переспросил негромко Кучум. — Тогда прощай… — И, тронув коня, поехал из лагеря, где уже собрались сотни, готовые идти в ночной набег.

Соуз-хан, оставшись у ханского шатра, тяжело перевел дыхание и подумал: "Неужели он что-то узнал?.."

Весь остаток ночи шли Зайла-Сузге и хромой конь, несший на спине раненого Едигира. Им попадалось множество малых речек и ручьев, которые они частью перебредали, а иногда и переплывали вместе. Зайла вся вымокла, но не останавливалась ни на миг, чтоб обсушится, выжать одежду, вылить воду из сапожек.

Она прочно привязала своим поясом Едигира к седлу и лишь иногда останавливалась проверить, не сполз ли он, слушала стук его сердца и неровное дыхание. От того, что он дышит, ей становилось спокойнее, и дальше шла уверенней, не чувствуя усталости и холода.

Зайла понимала, что брат непременно направит погоню, хватившись ее, и у них в запасе только одна ночь, чтоб уйти дальше от лагеря. Она не пошла и к соплеменникам Едигира и своего мужа, боясь, что кто-то из них может оказаться предателем. Если своя собственная судьба ее не очень волновала, то Едигиру, попади он в руки степняков, грозила неминуемая смерть.

— Нет, милый мой, я спасу тебя, выхожу тебя, и мы уйдем из этих мест далеко, далеко. Я найду Сейдяка, и мы вырастим его.

Почему-то о Бек-Булате почти не думала, не болела душа о муже. Верно, оттого что остался он чужим, хоть и хорошим человеком, к которому она относилась скорее как к близкому другу. Не больше…

Под утро они вышли к довольно большому селению. Зайла испугалась, что собачий лай, который доносился от околицы, привлечет к ним внимание поселенцев. Однако никто не вышел навстречу. Тогда, привязав лошадь в кустах, она решительно направилась к селению.

Собаки не посмели подойти к ней близко и скрылись за хижинами, высовывая оттуда острые морды. Зайла ласково позвала их, похлопав по бедру открытой ладошкой, и две из своры, нерешительно виляя хвостами, подошли вплотную и даже попробовали лизнуть ей руку.

— Бедненькие мои, — пожалела их Зайла, — совсем худые и тощие. Что же хозяева вас так плохо кормят? Отощали совсем.

Затем она подошла к ближней полуземлянке и громко позвала:

— Эй, хозяева, есть тут кто? — Немного послушала, но никто не отозвался, не пошевелился внутри.

— Странно, — проговорила она, — уже и вставать давно пора. — И только тут заметила, что дверь, сплетенная из толстых ветвей и обтянутая шкурой какого-то зверя, полуоткрыта. Из жилища тянуло чем-то кислым, но тепла не чувствовалось. Она отодвинула дверь и заглянула внутрь. Там было пусто…

— Странно, очень странно… — тихо прошептала она и пошла к другой землянке, откинула дверь, но и там никого не было. Проверила еще несколько жилищ и поняла, что все жители оставили свое селение день или два назад.

— Да, — прошептала она, — верно, война согнала их с обжитого места, и они спрятались где-то в лесу.

Тут ей пришло в голову, что она может взять в брошенном селении что-то необходимое для себя и Едигира, и она стала более внимательно осматривать землянки, переходя из одной в другую.

Так она постепенно набрала несколько старых облезлых шкур, сломанный нож, миску с отбитыми краями. И самое главное, она наткнулась на оброненное кем-то на полу небольшое кресало в замшевом мешочке со шнурком из конского волоса. Там же лежала металлическая пластина с зазубринами по краям. Зайла-Сузге несказанно обрадовалась такому подарку незнакомых людей и надела шнурок на шею. Затем она пошла на берег реки, надеясь и там обнаружить что-то полезное для себя.

И на сей раз ей повезло; на кольях висели развешенные сети, которые, верно, в спешке забыли хозяева. А у берега стояла небольшая лодка, правда, с незначительной дырой в боку.