Трое за Ларцом - Екатерина Федорова

— Я не делаю им приятное, — четко и членораздельно сказал Вигала. — Они для этого полом не вышли. И уже никогда не выйдут. И я им не льщу. Я просто… гм… так пытаюсь изучить загадочную русскую душу. Фольклор, глубинные древние мотивы… Ну так нас здесь будут кормить или нет? Но только помни, повелитель кастрюлек, — никаких бараньих глазок, а не то…

— Я уже понял, господин. Э-э… вы, как истинные борцы за престарелых, избегаете излишеств в своем питании. И не едите ничего жирного, пряного или сладкого, дабы потом набранные франты[4]не помешали вам гоняться за подлыми мучителями старушек и все такое. Как похвально! А что насчет вашего статуса, господин? Вы по-прежнему беженцы или нет?

Вигала глубокомысленно поморщил лоб, заявил:

— Один из моих друзей — беженец. Больше ты знать ничего не должен, потому что мы здесь инкогнито. Ты понял? И если узнаю, что разносишь о нас слухи, лишишься последних постояльцев! Лично отыщу в другом мире телепата-инжектора и сообщу ему, что Гондола, хозяин гостиницы на Эллали, — доносчик, а также то, что в его гостинице травят всех постояльцев несвежими бараньими глазками…

— О, что за подозрения — и все на бедную мою головушку! — заверещал хозяин и всплеснул перед лицом узкими ладошками с лягушачьими перепонками. — Да мои бараньи глазки самые свежие в городе! А что до прочего — о, только не губите бедного Гондолу на корню! Я нем, слеп и глух, особенно когда дело касается моих постояльцев…

— Еды! — недовольно рыкнул Вигала. — И хватит об этом!

Хозяин, рабская душа, в ответ чуть ли не счастливо квакнул:

— Я счас… я мигом! И про вас нигде ни слова не пророню, будьте уверены!

И отлетел на кончиках пальцев к стойке. Вигала взглядом выбрал столик подальше от окна, предложил:

— Сюда? То есть туда?

Они уселись. И почти тут же появился Гондола в сопровождении хорошенькой девицы — вернее сказать, почти хорошенькой. И все бы отлично, вот только глазки слегка пучеглазы и плечики скошены… А в остальном девица как девица, приятная во всех отношениях, талия в рюмочку и ножки самые что ни на есть восхитительные. И улыбка на круглом лице широкая такая, радушная, от уха до уха. Даже слишком широкая, короче. Девица была облачена в пышные разноцветные юбки, радужными ярусами выглядывавшие друг из-под друга. А также в белую блузу с широким круглым вырезом, державшуюся на ее узких плечиках почти чудом. Круглым лицом и балетной статью девица смутно напоминала Гондолу.

И Гондола, и девица в руках несли полные подносы, на которых и в самом деле лежали мясные пироги — пышные, желтовато-коричневые поверху, парящие сытным запашком. И еще там были какие-то копченые рыбины, страшноватые на вид из-за торчащих в разные стороны острых зазубренных плавников и рогатых голов с клыкастыми разинутыми пастями. Но пахли рыбины вкусно. И крупные раздутые рыбьи тела тоже выглядели аппетитно, поблескивая желтоватой кожицей.

Леха тут же приосанился. То ли от вида еды, то ли от вида девицы.

— Дочь, Гондола? — громко поинтересовался Вигала. — Похожа…

И одобрительно смерил ее взглядом. Девица тут же зарделась сине-фиолетовым румянцем, скромно потупила глазки. И то ли невзначай, то ли от смущения еще больше выгнула спину, выставляя на обозрение мужским взглядам ладную небольшую грудь. Леха моментально помрачнел и одарил Вигалу тяжелым взглядом обиженного в лучших чувствах ревнивого мужа. Вигала опять по-звериному ухмыльнулся.

Девица вслед за хозяином гостиницы сгрузила на стол подносы и тарелки, бывшие у нее в руках, и той же балетной походкой унеслась в направлении стойки.

Спустя минуту она появилась вновь и поставила на стол тяжелый большой кувшин. Там плескалось вино — темно-бордовое, густое. В громадные глиняные кружки, стоявшие перед ними, вино лилось медленно, с тяжелым обиженным бульканьем, удивительно радовавшим ухо…

Вкус у вина был ошеломительный — пряно-терпкий, собранный одновременно из всех вкусов сразу. Там было все — и сочная сладость виноградной лозы, и пряно-острая кислинка апельсина, и кровяная солоноватость, и легкая горчинка, напоминающая даже не вкус, а лишь запах полыни…

Чуток погодя двери залы распахнулись, и в гостиницу вошли два субъекта. В ставших уже привычными для глаз пришельцев маговских хламидах.

Субъекты промаршировали по залу и мирно уселись за один из столиков. На колоритную троицу, посиживавшую в одном из углов залы, субъекты не обратили никакого внимания — или, во всяком случае, не подали вида, что обратили. К ним почти тут же подлетел Гондола, что-то вполголоса с ними обсудил, умильно улыбаясь от уха до уха, и минут через пять подал на этот столик почти все то же самое, что и своим постояльцам.

Вскоре появилась еще одна компания, затем еще одна…

Зал потихоньку заполнялся. Похоже, по вечерам единственный отель города подрабатывал на жизнь ресторанным бизнесом. Вигала остро посматривал на всех вновь входящих, неторопливо отрезал от рыбин, лежавших перед ними на подносах, небольшие кусочки красноватого прокопченного мясца, кидал их в рот. Тимофей, успевший уже воздать должное вкуснейшим мясным пирогам, последовал его примеру. Леха, еще в начале трапезы наевшийся от пуза как пирогами, так и рыбой, теперь мог только вяло поцеживать из кружки густое темно-бордовое винцо. На большее сил ему уже не хватало.

— Разговор? — предложил Тимофей, уставший разглядывать разноцветные магические хламиды, заполнившие весь зал.

— Беседа, — поправил его Вигала. И с хрустом потянулся.

— Можно тебя спросить? — начал Тимофей, обращаясь к эльфу.

Вопрос, который он хотел задать, касался тонкостей душевного строения. И притом тонкостей чужого внутреннего строения.

А посему он чувствовал себя крайне неловко, поскольку лезть другому в душу дело всегда нешуточное. А уж если этот другой — эльф, существо сплошь сказочное и загадочное, то процесс залезания к нему в душу становится делом и вовсе не уютным. На вроде одевания брюк через голову…

Он сглотнул и мужественно сообщил терпеливо глядящему на него Вигале:

— Сколько на тебя ни смотрю, ты мне кажешься каким-то… бутербродом, что ли.

— Да ты меня хоть ночным горшком назови, вот только оправляться на себя я не дам, — пробормотал Леха, демонстрируя тем самым свое участие в беседе.

И одновременно браток жадно и воровато стрельнул глазками в сторону соседнего стола. Его как раз сейчас обслуживала дочка хозяина. Низко склонившаяся в данный момент и в щедром вырезе блузки демонстрировавшая все свои несомненные прелести. Тимофей отследил направление, по которому шел Лехин взгляд, строго добавил, обращаясь к соотечественнику:

— Леха, предупреждаю: у них тут с этим сурово. Подержался за ручку — женись, углядел в вырезе какую-нибудь запрещенную прелесть — опять женись… Ты уверен, что готов к семейной жизни?

Леха мгновенно подобрал раскинутые в стороны ноги, сел на стульчике правильно, как послушная школьница. И уткнул свои опечаленные глазки в винную кружку.