Душегуб - Николай Вингертер

иной раз обстановка непринужденности, особенно после того, как народ выпьет, музыка гремит так, что выдержать ее могут только глухонемые, тогда и он тоже мог расслабиться, забыть свои дела, вывести в круг танцующих и незнакомых людей Елену и тоже танцевать, не думая в эти мгновения ни о чем на свете… Больше этого не будет… Свои улыбку, взгляд, ласки она дарила другому… Представляя себе это, Нексина всего корежило, думать об этом было невыносимо!.. И он все никак не мог понять, отчего так произошло… Неужели она не понимала, какую причиняет ему боль?.. Нексин тихо взвыл, представив ее снова с Баскиным…

Прошла еще минута, и он было потянулся к бутылке с водкой, чтобы снова выпить и опять на какое-то время забыться, но, совсем не склонный к спиртному, употребляя его по случаю, отдернул руку, подумав о том, до чего противна водка и какое она мерзкое питье, в особенности на пустой желудок… Ему очень захотелось есть, потому что не ел сутки… Он вспомнил об Александре, поймал себя на мысли, что в ее столовой обеды совсем не были похожи на общепитовские, и понял, что к ним привык за последнее время, может быть, не слишком ценит внимание, которое ему уделяла до сих пор хозяйка столовой. «А ведь она привлекательная женщина, — сказал себе он. — Не зря Баскин обратил на нее внимание…» Удивительно и другое, она всегда очень приветлива и доброжелательна, рядом с нею спокойно, — этого ему всегда недостает, особенно теперь в ставшей слишком нервозной и непредсказуемой жизни… Нексин пытался представить ее в качестве своей новой пассии… Не получилось… Не мог себя обманывать, потому что привык к другой, и все его чувства и желания были с Хромовой… Он не мог видеть рядом с собой никого, кроме Хромовой, к которой по-прежнему влекло, и он знал: только с нею, единственной, хотел и мог быть счастлив в любви и безумен в страсти; и слишком мало времени прошло с момента их расставания, чтобы он мог взять и отменить к ней свои чувства или заменить их на чувства к другой женщине, пусть очень хорошей… К Александре были только симпатии, как к любому другому приятному для общения человеку. «А вот Лена Хромова смогла отменить свои чувства ко мне и отказаться от моих чувств, словно сменила платье или изменила что-то в кулинарных пристрастиях», — подумал Нексин. Ему это сравнение показалось чудовищным, он по-прежнему не мог понять, что такое случилось, что его, Нексина, отвергли; в нем с новой силой заговорило уязвленное самолюбие. Он и не пытался хотя бы как-то проанализировать свои отношения с Хромовой, и не потому, что боялся обнаружить себя же виновным в происшедшем — априори себя таковым не считал, ведь не он, она оказалась с другим, — а потому, что страдало именно его тщеславие, им пренебрегли, и это было для него тяжелее физической боли.

Нексин, продолжая лежать в постели, в который раз пожалел о том, что не может пойти и вкусно поесть в столовой. Его взгляд опять остановился на недопитой водке, слабодушие и обида взяли верх, рука непроизвольно потянулась к бутылке… Решил снова напиться, чтобы не думать о том, как будет жить без Хромовой, понимал одно: придется как-то жить… А назавтра, чтобы занять время, решил пойти на охоту…

Для сельчан стало уже привычным наблюдать, как Нексин по выходным уезжает в лес с ружьем. Охота для него стала единственным и любимым занятием во всякое свободное время. Под Цыбином были леса, на которых менее других отразилась пагубная деятельность человека, сюда не дошла сплошная вырубка, поэтому не было обезвоживания лесных почв; наряду с естественными борами хвойных здесь оставались и большие массивы смешанных лесов с дубом и буком, был обильный молодой подрост и заросли орешника, черемухи, бузины, рябины, боярышника, можжевельника, кустарники шиповника, малинники, вересковые заросли и черничники, — все это давало богатую пищу и возможность для обитания разной дичи. И хотя теперь стояла переходная и самая трудная для зверя и птицы пора, когда зима закончилась, весна была в самом начале и холодные ветра и сквозняки гуляли среди голых ветвей деревьев, но в здешних лесах было довольно молодой коры, хвои и падалицы из желудей и ягод, что составляло главную пищу для птицы и пасущихся животных. Нексин становился заправским охотником: он основательно изучил топографию ближних и дальних лесов, знал не только дороги, тупики, но просеки и тропы, всевозможные пажити, на которые любили заходить косули и кабаны; и практически после каждого похода в лес приносил или привозил охотничьи трофеи, для которых завел специальную сетку. И у возвращавшегося с охоты Нексина за плечами в сетке бывали и рябчики, и тетерев, и куропатки, и зайцы, которых он совал в сетку целиком, чтобы все видели его трофеи; но случалась дичь и крупнее — косуля или дикая свинья, их он научился сам разделывать прямо в лесу. Все добываемое Нексин отдавал или Сизовой, или относил в столовую, но никогда не упускал возможности похвастаться тем, как преуспел в охоте.

В этот раз ни стоявшая весь день хорошая солнечная погода, ни леса — тихие, уставшие от долгой зимы, замершие в ожидании скорого пробуждения, чтобы листвой прикрыть свою наготу, Нексина не радовали. Этого счастливого ощущения обновления жизни, что происходит весной и с людьми, у него не было; в его душе поселилось настроение тягостного уныния и озлобленности на весь белый свет. И он вымещал свое плохое настроение на птицах, которых пострелял немало и побросал в лесу. Жесток и безжалостен оказался и к молоденькой дикой свинке, которая, увидев Нексина, продолжала доверчиво пастись поодаль, вороша рыльцем старую листву под дубками и подбирая остатки желудей, — ее тяжело ранил. В другое время обязательно бы добил и забрал на мясо, но в этот раз только подошел к хрипевшему на земле зверю, и, глянув в ее маленькие и черные, мокрые от слез глазки, так и оставил мучиться и медленно умирать, вымещая на ни в чем не повинном животном злость, накопившуюся на людей.

Домой вернулся в густых сумерках с пустой сеткой. Сизова, увидев его давно небритого, в болотного цвета, до земли, грубом дождевике, нахлобученной до глаз шапке, резко похудевшего за три дня так, что провалились глаза и заострился нос, — сказала удивленно:

— Это вы, Алексей Иванович?

— Разве не похож? — буркнул в ответ Нексин, прошел пару шагов, но, представив себя на минуту со стороны, остановился. — Сегодня далеко забрел, но… пусто, зверь словно сговорился и