Враг - Ли Чайлд

Она стояла у меня за спиной, и я ощущал ее присутствие.

– Нам нельзя привлекать к расследованию новых людей, – возразил я. – Я даже вас не хотел использовать.

Саммер подошла к ломику с другой стороны и присела на корточки. Потом отвела в сторону стебли травы, чтобы получше разглядеть ломик.

– Не прикасайтесь к нему, – предупредил я.

– Я и не собиралась, – ответила она.

Мы внимательно разглядывали оружие убийства. Это был обычный гвоздодер, выкованный из восьмигранного стального профиля. Новенький качественный инструмент. Он был покрыт блестящей черной краской, которую используют для автомобилей или катеров. По форме он чем-то напоминал альт-саксофон. Основная часть в три фута длиной слегка изогнута в форме буквы S, один конец немного закруглен, другой закруглен сильнее, как у буквы J. Каждый конец был расплющен и разделен на два зубца, что позволяло выдирать гвозди из деревянных поверхностей. Все линии были плавными и законченными – простой и жутковатый инструмент.

– Едва ли им часто пользовались, – заметила Саммер.

– Им вообще не пользовались, – уточнил я. – По крайней мере, для обычных работ.

Я встал.

– Нам не обязательно снимать с него отпечатки. Мы можем с уверенностью предположить, что преступник был в перчатках, когда выбрасывал ломик.

Саммер тоже поднялась на ноги.

– И нам не нужно определять группу крови, – сказала она. – Нет никаких сомнений, что кровь принадлежит Карбону.

Я ничего не ответил.

– Мы можем просто оставить ломик здесь, – предложила Саммер.

– Нет, ни в коем случае.

Я наклонился и стал развязывать правый ботинок. Вытащив шнурок, я завязал рифовым узлом его концы. У меня получилась петля диаметром пятнадцать дюймов. Я протащил петлю под ломиком и тут же поднял его, словно рыболов, гордящийся своей добычей.

– Пошли, – сказал я.

Прихрамывая, стараясь не потерять правый ботинок, я подошел к пассажирскому сиденью. Аккуратно уложил ломик на пол, чтобы не наступить на него ногой. Усевшись рядом с коробкой передач, я постарался убрать ноги подальше от ломика.

– Куда теперь? – спросила Саммер.

– В морг, – ответил я.

Я рассчитывал, что патологоанатом и его ассистенты ушли завтракать, но ошибся. Они все еще работали. С патологоанатомом мы столкнулись в вестибюле. Он куда-то спешил, держа в руке папку. Он посмотрел на меня, а потом перевел взгляд на наш трофей, болтающийся на шнурке. Ему потребовалось полсекунды, чтобы понять, что это такое, и еще полсекунды, чтобы сообразить: мы все попали в крайне неудобное положение.

– Мы можем зайти позднее, – предложил я и закончил про себя: «Когда вас здесь не будет».

– Нет, – возразил он. – Давайте зайдем в мой кабинет.

Он пошел вперед. Я смотрел ему вслед. Невысокий смуглый человек с короткими ногами, деловитый и компетентный, немного старше меня. Он казался симпатичным. И я предположил, что он неглуп. Медики вообще редко бывают глупыми. Им нужно изучить множество самых разных сложных наук, прежде чем они становятся врачами. И еще я подумал, что он не склонен к нарушениям этики. Мой опыт подсказывал, что среди медиков редко встречаются люди, лишенные морали. Они в душе ученые, а ученые обычно сохраняют искренний интерес к фактам и правде. В любом случае, им присуще любопытство. Все это позитивные факторы, поскольку отношение этого парня к происходящему могло иметь далеко идущие последствия. Он мог спокойно отойти в сторону или заложить нас – ему достаточно сделать один телефонный звонок.

Его кабинет оказался простой квадратной комнатой с металлическим письменным столом и шкафами, в которых, прижимаясь друг к другу, стояли папки с документами. Здесь вообще было тесновато. На стенах висели дипломы в рамках. На полках – множество книг и учебников. Однако я не увидел сосудов с образцами или прозрачных банок с формальдегидом, содержащих что-нибудь малоприятное. Это вполне мог быть кабинет армейского юриста, вот только дипломы были из медицинских, а не юридических университетов.

Доктор сел на свой вертящийся стул. Положил папку на стол. Саммер закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Я остался стоять посреди кабинета, держа раскачивающийся на шнурке ломик. Мы посмотрели друг на друга. Каждый ждал, кто сделает первый ход.

– Карбон погиб в результате несчастного случая, – сказал патологоанатом, словно продвинул пешку на два поля вперед.

– Несомненно, – ответил я, двигая свою пешку.

– Я рад, что тут нет никаких сомнений, – сказал он.

Однако в его голосе слышалось: «Неужели вы способны поверить в такое дерьмо?»

Я услышал, как вздохнула Саммер: мы обзавелись союзником. Однако наш союзник предпочитал сохранять дистанцию. Очевидно, он хотел спрятаться за игрой в шарады. И я не мог его винить. Ему предстояло служить еще много лет, ведь армия помогла ему получить замечательное образование. Вот почему он держался так осторожно. Вот почему нам следовало уважать желания нашего нового союзника.

– Карбон упал и разбил голову, – сказал я. – Дело закрыто. В чистом виде несчастный случай, тут всем можно только посочувствовать.

– Но?

Я слегка приподнял ломик.

– У меня сложилось впечатление, что он ударился головой об эту штуку.

– Три раза?

– Возможно, он подпрыгнул. Возможно, под палой листвой лежали сучья и земля спружинила, как батут.

Патологоанатом кивнул:

– Да, в это время года земля может обладать подобными свойствами.

– Летальными свойствами, – добавил я, опуская ломик.

Теперь мне оставалось только ждать.

– Почему вы принесли это сюда? – спросил он.

– Может возникнуть вопрос о неосторожности пострадавшего, приведшей к несчастному случаю, – сказал я. – Тот, кто оставил данный предмет валяться на земле, заслуживает выговора.

Патологоанатом снова кивнул:

– Разбрасывание мусора – это серьезное нарушение устава.

– Особенно в нашей армии, – подхватил я.

– Чего вы хотите от меня?

– Ничего, – сказал я. – Мы просто хотим вам помочь, вот и все. Поскольку дело закрыто, зачем вам забивать свой кабинет гипсовыми слепками раны? Мы решили, что можем выбросить их на помойку – за вас.

Он кивнул в третий раз.

– Да, вы вполне можете это сделать, чтобы сэкономить мне время.

Какое-то время все молчали. Наконец патологоанатом отложил папку в сторону, выдвинул ящик письменного стола, вытащил оттуда несколько чистых листов бумаги и с полдюжины предметных стекол микроскопа.

– Кажется, эта штука довольно тяжелая, – сказал он мне.