Менты таких не трогают - Владимир Колычев

И стрелять в Прохора, возможно, никто не станет. Но это мог сделать Шуршур. И ему точно ничего за это не будет. Ведь победителей не судят.

— А как на бабу прыгать, так голова не кружится. — Шуршур кивнул в сторону Лоры.

— Это ведь ты заказал меня. Из-за тебя умирает Мудрила, — сказал Прохор.

— Я?! Кто тебе такое сказал? — возмутился Шуршур.

— Я знаю.

— Тебя обманули.

— На мое место метишь.

— И здесь ты не прав.

— Я собираю сход, будем с тобой решать.

— Сначала ты должен решить с Корольком. И вернуть себе уважение.

— Ты несешь пургу! — бросил Прохор.

Но, если судить по каменным лицам пацанов, свита Шуршура так не считала. Никто не торопился сказать слово за Прохора. Никто не дернется, если его здесь будут убивать.

— Ты струсил, Прохор. И я не могу тебя уважать… А больше тебя уважать не за что. Делами ты не занимаешься, все взвалил на меня… Думаешь, мне нравится тянуть этот воз вместо тебя? Нет, я, конечно, стараюсь, но мне тяжело. И обидно. Я тяну лямку, а ты в это время прохлаждаешься с проститутками…

— Кого ты назвал проституткой? — взбесился Прохор.

Ствола нет, но есть голые руки. Почему бы не сойтись с подлецом в рукопашной?

— Ты на меня наехал? — взывая к своим пацанам, спросил Шуршур. И в тот момент, когда Прохор собрался наброситься на него, выхватил из-под полы пистолет. — Будем выяснять?.. Или ты струсил?

— У меня нет оружия.

— Не вопрос. — Шуршур достал из-под пиджака второй пистолет и протянул его Прохору.

Он взял его в руку, взвесил на руке. Что-то не хватало весу для заряженного пистолета. Вынул обойму, глянул на нее. Действительно, пусто.

— Начали! — крикнул Шуршур.

Это был сигнал, по которому Прохор должен был выстрелить. Но чем? Ствол пустой, а рукой до подлеца не дотянуться.

А Шуршур уже вскинул руку, палец отжимает слабину на спусковом крючке. Прохор ждал выстрела и не вздрогнул, когда он прозвучал. Только удара в грудь он почему-то не почувствовал, а именно ее и должна была продырявить пуля.

Зато дернулся Шуршур. Раскинул руки, задрал голову, выгнул спину. И стал падать, заваливаясь назад. Пистолет выстрелил, и отдача вытолкнула его из руки. Пуля ушла куда-то ввысь.

Шуршур упал, только тогда Прохор увидел Инну. Она шла от машин через ворота. На лице испуг, но взгляд твердый, как у человека, который уверен в своей правоте. Сухаря качнуло в ее сторону, рука полезла под куртку за стволом, но Прохор вонзил в него взгляд:

— Я не понял!

Сухарь шарахнулся от него, как лошадь от волчьего запаха. Отступил на шаг и оцепенело уставился на Шуршура, который не подавал признаков жизни. Глаза распахнуты навстречу небесам, на лице застывшая гримаса боли, тело в неестественной позе. Видно, пуля перебила позвоночник, возможно, даже застряла в нем.

Шуршур ничем не мог помочь Сухарю, и остальные пацаны ощутили свою беззащитность перед Прохором. Фактически они бросили ему вызов, и он мог с них за это спросить.

Прохор кивнул Инне в знак благодарности. Еще рано обнимать ее, извиняться за свою несдержанность. Еще не совсем решен вопрос со свитой Шуршура. Пацанам страшно, но именно это и могло толкнуть кого-нибудь из них на опрометчивый шаг. Тот же Сухарь мог сорваться с тормозов.

Прохор склонился над трупом, поднял с земли упавший пистолет. И, распрямляясь, резко глянул на Сухаря:

— Кто за Шуршура? Кто будет со мной стреляться?

Сухарь не шарахнулся от него, но голову в плечи вжал и растерянно пробормотал:

— Да мы ничего… Мы даже не знали…

Остальные закивали, подтверждая его слова.

— А то, что я с Корольком должен выяснять, тоже не знали?

— Ну, Шуршур говорил, — кивнул Сухарь.

— И мне говорил, — подхватила Инна. — Сказал, что тебе нельзя с ним стреляться… Что без тебя он — никто… Я знаю, зачем он это говорил.

— Зачем?

— Он знал, что я тебе все рассказываю… Не должна говорить, но говорю…

Прохор заметил Лиду. Она стояла в воротах, потрясенно глядя на него. Казалось, ее тянуло назад, к машине, а ноги приросли к земле — не сдвинуться.

Инна проследила за его взглядом, увидела Лиду и повернулась к нему:

— Если ты думаешь, что я была заодно с Шуриком, то зря.

Прохор качнул головой. Он ни в чем не мог упрекнуть Инну. Она на деле доказала свою преданность…

— Мне не нужен никто, кроме тебя. И еще я готова идти с тобой до конца… Куда ты, туда и я.

— Хорошо, пойдем вместе, — сказал он.

— Через смерть… — кивнула она. — Ты должен решить вопрос с Корольком. Или ты, или он.

Прохор нахмурился. Увы, но выбора у него нет.

— Само собой.

— А ты должна знать! — Инна вдруг резко повернулась и шагнула к Лиде.

Та дернулась, будто через нее пустили электрический ток, но с места не сдвинулась.

— Ты должна знать, что я застрелю тебя. Если твой муж хотя бы ранит Прохора.

— Н-не надо, — мотнула головой Лида.

— Я все сказала. — Инна смотрела на нее, взглядом толкая к машине.

И Лида бросилась к своему «Мерседесу». Прохор подумал о том, что в этот раз он точно видит ее в последний раз. Потянулся было за ней, сделал шаг, и в голове вдруг, ломаясь и разлетаясь, закружилась карусель. Он попытался удержаться на ногах, но не смог и, падая, потерял сознание.

Егор похож был на осла. Бессмысленное выражение лица, тупой взгляд. И непроходимая тупость.

— Я никуда не поеду.

Он захлопнул багажник, в который уже уложены были вещи, но за руль не сел, а самым наглым образом вернулся обратно в дом.

— Ты куда? — истерично крикнула вслед Лида.

Но Егор даже ухом не повел.

— Сволочь! — в отчаянии топнула она ногой и поспешила за ним.

Ей стоило такого труда уговорить его убраться из города, они уже собрались, и вдруг отбой. Ну почему ее муж такой упертый осел?!

Егор сидел на диване и крутил в руках нераспечатанную бутылку виски. Лида подскочила к нему, вырвала ее из рук:

— На поминки оставь!

— Я смерти не боюсь, — качнул головой Егор.

— Я боюсь! Эта стерва может меня убить!

Лида помнила, как появилась Инна. Она стояла возле своей машины, дожидаясь Прохора. Он разговаривал с Шуршуром, дело пахло керосином. Подъехала Инна и, не обращая внимания на Лиду, рванула к толпе. А потом ринулась обратно, полезла в машину, достала оттуда пистолет. И выстрелила чуть ли не с ходу… Лиду начинало трясти всякий раз, когда она вспоминала эту сцену.