Женщина-отгадка - Мария Метлицкая

Иногда, исподволь наблюдая за мужем, она видела его растерянный и потерянный взгляд.

Любит ли он ее? Вроде бы и сомневаться грех… От него – ничего плохого. Одно хорошее. А может, это просто – благодарность? За то, что она оставила его жить на белом свете?

Осенью, на последнем курсе, Марина поняла, что беременна. Радость была всеобщая – и муж, и мама – все были искренне счастливы. И тогда она подумала: «Значит, все правильно. Так тому и быть». Потому что, если бы все это было неправильно, вряд ли такое бы с ними случилось. Вот такая наивная девочка двадцати двух лет. Смешно, ей-богу.

* * *

Что будет с дипломом и с распределением, Марина старалась не думать. Да и мама успокаивала: «Помогу, перейду на полставки, словом, не брошу, не сомневайся, справимся».

Поговаривали даже о том, чтобы на первых порах мама переехала к ним. Квартира огромная, всем места хватит. Ходила Марина тяжело – токсикоз, обычно мучающий беременную женщину первые три месяца, продолжался почти полгода. Марина скисла, приуныла и совсем потеряла интерес к жизни. Муж особой поддержки не выказывал, иногда, впрочем, попрекая Марину в унынии.

А мама… Ну, тут вообще – чудеса. Неожиданные, прямо сказать.

Людмила Петровна перед дочкиными родами и предстоящими хлопотами решила себя побаловать и съездить в туристическую поездку в ГДР. Берлин, Дрезден, Росток.

Денег скопила и, оправдываясь, объяснила, что едет за приданым – ползуночки, пинеточки, костюмчики и прочая необходимая и приятная мелочь, которой у нас днем с огнем, знаете ли… И – ту-ту, в дальний путь на целых десять дней.

А вернувшись, повела себя довольно странно – объявилась только дней через пять, смущенная, беспокойная и непривычно неловкая, – то чашку уронит, то вазу локтем заденет. Марина даже спросила – все в порядке, мамуль?

Мать покраснела и отвела глаза, залепетав что-то невразумительное.

И так продолжалось довольно долго – постоянно находились причины, почему она не может заезжать так часто, как прежде, по телефону говорила отрывисто и коротко, точно куда-то спеша. Покрасила в невообразимый рыжий цвет волосы, надела джинсы и встала на каблуки.

Денис усмехался, глядя на растерянность жены.

– Ты что, дурочка? У Люси роман.

Марина негодующе отвергала его предположения и злилась – на мужа и мать. Не до фокусов сейчас и не до глупых шуток.

А оказалось все именно так. В поездке Людмила Петровна, по-домашнему Люся, – кто бы мог подумать! – закрутила роман с одиноким мужчиной, вдовцом, которого верные друзья отправили «передохнуть и прийти в себя» после долгой и мучительной болезни любимой жены, ее неравной борьбы со смертью.

Валерий Григорьевич, представительный и успешный мужчина пятидесяти лет, заведующий лабораторией, владелец трехкомнатной квартиры, машины и дачи, лакомый кусок для всех одиноких женщин института, с нетерпением ожидавших его выхода на работу (вот вернется, оклемается, и тут уж мы!..), совсем не рассчитывал ни на какие отношения – даже на легкую интрижку, не говоря о романе.

В Германию поехал без особой охоты, скорее чтобы отстали друзья и сын с невесткой. В сердце оставалась легкая грусть – жена болела давно, надежд врачи не оставляли, и страдания ее были так мучительны, что гуманнее было пожелать ей скорейшего избавления от них. Валерий Григорьевич, будучи человеком, безусловно, достойным, свой долг выполнил сполна – лучшие врачи, лучшие лекарства, лучшие сиделки. К жене он долгие годы болезни относился как к ребенку, родственнице, сестре. Женщиной она, увы, быть для него уже давно перестала. Что поделаешь, такова жестокая и несправедливая жизнь…

Проводив свою Ниночку в последний путь, он облегченно вздохнул – за нее, не за себя. За годы, когда в их доме поселилась беда, он ни разу не дал почувствовать жене, что она его раздражает или заживает его жизнь. И ни разу – в этом он был уверен – она не поняла, что возвратился он от другой женщины. А такое, разумеется, бывало. Но! Ровно в семь вечера, кровь из носу, он открывал входную дверь и громко оповещал из коридора, что прибыл. Женщины в его жизни были случайны и мимолетны – любой роман или серьезные отношения казались ему кощунственными и невозможными. О женитьбе после смерти жены он и не думал. А уж о том, что приведет в дом, на Ниночкино место, новую хозяйку, не могло быть и речи.

На высокую и не по годам стройную женщину с легкими вьющимися волосами он обратил внимание в Дрезденской галерее. Она долго стояла перед знаменитой «Шоколадницей» Лиотара, и на лице ее была легкая грусть и умиление.

Она вздрогнула, когда экскурсовод ее громко окликнула, и, словно сбросив оцепенение, быстро нагнала уходящую группу.

Потом, на обеде в маленьком и не по-советски симпатичном ресторанчике, где все набросились на сосиски и пиво, Валерий Григорьевич увидел, как незнакомка рассеянно ковыряет вилкой в тарелке и не реагирует на дурацкие хохмы лысого и пузатого весельчака, взявшего на себя роль группового массовика-затейника и решившего, что без его прибауток все определенно заскучают.

Объявили свободное время, и все рванули в магазины. Она всеобщему порыву не поддалась, а пошла спокойно и медленно, с интересом разглядывая окружающие дома. Получилось, что они оказались рядом, и Валерий Григорьевич поинтересовался, не против ли она, что он ее сопровождает. Она мило улыбнулась.

– Нет, что вы. Напротив, я рада. Главное – что сгинули те! – кивнула она вслед быстро удаляющейся группе во главе с балагуром, давшим ей трехчасовой передых.

Они посмеялись и пошли… куда глядят глаза. Оживилась она только у магазина с детскими товарами. Извиняясь, сказала, что зайти ей «необходимо». Там она совсем растерялась, засуетилась и раскраснелась. Хватая то костюмчик, то курточку, подсчитывала в уме деньги, разочарованно возвращала вещичку на вешалку. Наконец покупки были совершены, они облегченно вздохнули и вышли на уличную прохладу.

Валерий Григорьевич предложил новой знакомой зайти куда-нибудь, выпить кофе и прийти в себя. Она, явно смущаясь, робко зашла в кафе, и, когда он открыл меню с яркими картинками и предложил ей выбрать пирожное, залилась краской и принялась отчаянно отказываться.

Он понял, что дискуссия бесполезна, и на свой вкус выбрал нечто высокое, пышное, украшенное взбитыми сливками и цукатами. Оказалось – мороженое.

Когда официантка водрузила «мороженую башню» на стол, его новая знакомая рассмеялась и сказала, что есть это нельзя – только любоваться. И все же съели, разделив пополам. Одному такое не одолеть.

И в те минуты, когда они осторожно, каждый со своей стороны, рушили пышность десерта, он вдруг подумал, что с этой женщиной готов разделить не только порцию мороженого, но и, наверное, всю оставшуюся жизнь…

Теперь, в автобусе, они садились рядом и кожей ощущали, как прожигают их недобрые или, в лучшем случае, очень удивленные взгляды. В самолете уселись тоже, разумеется, вместе, и на втором часу полета Валерий Григорьевич, робея, словно мальчишка, осторожно взял ее за руку. Людмила Петровна сначала вспыхнула, потом побледнела, но руку не отняла.