Мельник из Анжибо - Жорж Санд

— Отведи Софи на луг, — сказал Большой Луи работнику, остановив лошадь неподалеку от ворот. — А вы, матушка, позабавляйте ребеночка да не спускайте с него глаз; я быстренько сбегаю на мельницу — и назад.

Он кинулся искать Лемора; тот заперся в своей комнате и, с осторожностью отворив дверь, сказал:

— Ребенок знает меня; я не должен попадаться ему на глаза.

— А кто, черт возьми, мог предположить, что вы все еще здесь? — воскликнул мельник, с трудом приходя в себя от удивления. — Утром мы с вами распрощались, и я думал, что сейчас вы уже на пути в Африку! Кто же вы такой — странствующий рыцарь или просто неприкаянная душа?

— Я в самом деле неприкаянная душа, дружище. Посочувствуйте мне. Я прошел с милю и присел на камень у источника; помечтал, поплакал и вернулся… Я не могу уйти!

— Вот теперь вы мне нравитесь! — вскричал мельник, крепко пожимая руку Лемору. — Со мной такое бывало десятки раз! Да, десятки раз я уходил из Бланшемона и клялся себе, что больше не ступлю туда ногой, и всегда у обочины оказывался какой-нибудь источник, я усаживался поплакать, и не знаю уж, что за сила в этих источниках, но только я от них всегда возвращался туда, откуда ушел. Однако послушайте, мой любезный: вам надо остеречься; по мне, так пожалуйста — оставайтесь у нас, пока не сможете решиться уйти. Это дело надолго, как я предвижу. Тем лучше. Вы мне нравитесь. Я еще утром старался удержать вас; вы вернулись — благодарю вас за это. Но на несколько часов вы должны удалиться. Сейчас они приедут сюда.

— Они обе? — воскликнул Лемор, понимая Большого Луи с полуслова.

— Да, обе! У меня не было случая даже словечко сказать о вас госпоже де Бланшемон. Она едет сюда для того, чтобы поговорить со мной о своих денежных делах, не Зная, что мне нужно с нею поговорить и об ее сердечных делах. Я не хочу, чтобы она узнала о вашем присутствии здесь, пока не уверюсь, что она не станет меня корить за то, что я вас сюда привез… Кроме того, я не хочу, чтобы она так неожиданно встретилась с вами, особенно в присутствии Розы, которая, конечно, ничего не знает обо всем этом. Поэтому спрячьтесь. Когда я уезжал из Бланшемона, они велели подавать им лошадей. Потом они, наверно, еще позавтракали, но как обычно завтракают прекрасные дамы? Поклюют чего-то, как птички, да и все; лошади у них не какие-нибудь клячи; словом, с минуты на минуту они будут здесь.

— Я ухожу… убегаю! — сказал Лемор, побледнев и весь дрожа. — Ах, мой друг! Она едет сюда!

— Понимаю: у вас сердце обливается кровью оттого, что вы ее не увидите; это тяжко, не спорю… Ежели б можно было положиться на вас… Ежели бы вы могли поклясться, что не покажетесь ей на глаза и не пошевелитесь все то время, что они будут здесь, я бы сунул вас в такое место, откуда вы видели бы ее, а сами оставались бы незамеченным.

— О дорогой мой Большой Луи, истинный друг мой, я обещаю вам, клянусь! Спрячьте меня — хотя бы под жерновом вашей мельницы.

— Да нет, черт побери, это не самое удачное место: у «Большой Луизы» кости потверже ваших. Я прижму вас полегче: вы подыметесь на чердак, где свалено сено, и через слуховое окошко сможете видеть наших дам, когда они будут проходить мимо. Я не против того, чтобы вы увидели и Розу Бриколен: потом вы мне скажете, многих ли вы знавали в Париже герцогинь красивее, чем она. Но погодите, я пойду посмотрю, что происходит.

И Большой Луи поднялся немного по склону холма Конде, откуда были видны башни замка Бланшемон и почти вся ведущая к замку дорога. Убедившись в том, что обе амазонки еще не появились, он вернулся к своему пленнику.

— Вот вам, приятель, — сказал он ему, — зеркальце за два су и добрая бритва, острая, как подобает бритве мельника; сейчас вы соскребете свою козлиную бородку. На мельнице она помеха, только и годна, что муку копить. И затем, ежели так случится, что кое-кому ваша физиономия попадется на глаза, без бороды вас труднее будет узнать.

— Вы правы, — согласился Лемор, — повинуюсь вам беспрекословно.

— Знаете ли, — продолжал мельник, — я ведь не без умысла требую от вас, чтобы вы убрали прочь эту черную шерсть.

— А какой у вас умысел?

— Я подумал, подумал и принял вот какое решение: вы останетесь у меня до тех пор, пока не поймете, что не должны доставлять горя нашей милой госпоже Марсели, и не откажетесь от своих безумных идей насчет богатства. Даже если вы пробудете здесь всего несколько дней, не нужно, чтобы знали, кто вы такой. А борода придает вам городской вид и привлекает внимание. Вчера вечером я мимоходом сказал моей доброй матушке, что вы землемер, — первое, что мне пришло в голову; выдумка довольно нелепая, лучше было сразу назвать вашу профессию. Впрочем, моя матушка ничему не удивляется и не усмотрит ничего особенного в том, что вы от обмера земель перекинулись на механику. Итак, любезный, вы будете мельником, это вам больше подходит. Вы будете работать — или сделаете вид, что работаете, — на мельнице; у вас, конечно, есть знания но этой части, и будет считаться, что вы даете мне советы касательно установки нового жернова. Я вас случайно встретил в городе, и оказалось, что вы можете быть мне полезны. Так ваше присутствие в моем доме никого не будет удивлять; я помощник мэра, я за вас отвечаю, и никто не вздумает спрашивать у вас дорожный лист. Наш сельский стражник немного любопытен и болтлив, но если ублажить его одной-двумя пинтами вина, он будет держать язык за зубами. Таков мой план. Придется вам с ним согласиться, или я от вас отступаюсь.

— Я покоряюсь: буду вашим подручным на мельнице, спрячусь — все, что угодно, только бы не уехать, не поглядев на нее хотя бы с чердака одним глазком.

— Тише! Я слышу цокот копыт. Тук-тук! — это черная кобылка мадемуазель Розы. Цок-цок! — это серый жеребчик господина Бриколена. Ну вот, вы побриты, умыты, и поверьте, что так вам идет в сто раз больше. Бегите теперь на чердак и закройте ставню слухового окошка; смотреть будете в щелку; если туда поднимется мой работник — притворитесь спящим. Дневной сон на сене — удовольствие, которое наши жители не прочь себе доставлять, и занятие это кажется им более христианским, нежели размышлять в одиночестве, скрестив на груди руки и устремив взор вдаль… Ну, ступайте. Бог и мадемуазель Роза. Ишь ты! Едет впереди! Поглядите только, как уверенно она держится в седле и какой у нее решительный вид!

— Прекрасна, как ангел! — воскликнул Лемор, который смотрел только на Марсель.

Выказывая чуткость и предупредительность, которые развиваются в душе под влиянием истинной любви, Большой Луи мимоходом распорядился, чтобы легкий завтрак, состоящий из молока и фруктов, был подан под устроенным с наружной стороны ворот навесом из вьющихся растений, прямо напротив мельницы, откуда до этого места было настолько близко, что спрятанный на чердаке Лемор мог видеть и даже слышать Марсель.

Этот завтрак на сельский манер прошел очень оживленно благодаря неистощимым забавам закадычных друзей — Эдуарда и Большого Луи — и очаровательному кокетничанию Розы со своим воздыхателем.