Величайшие врачеватели России. Летопись исторических медицинских открытий - Александр Бушков

Позже, в связи с 60-летием создания лаборатории, первый президент уже независимой Индии Раджендра Прасад в торжественной речи сказал: «Мы премного обязаны доктору Хавкину. Он помог Индии избавиться от основных эпидемий – чумы и холеры».

Вакцина Хавкина против чумы и сегодня производится в институте его имени. Индийские ученые до сих пор пользуются технологиями Хавкина. В Индии есть стипендии для студентов-медиков имени В. А. Хавкина, в его честь выпущена почтовая марка, на домах, где он жил в Калькутте и Бомбее, установлены мемориальные доски, Владимир Хавкин был избран почетным членом ряда научных обществ и академий стран Европы и Азии. В 1897 году королева Виктория наградила его одним из высших орденов империи.

Блестящая научная карьера Хавкина завершилась тем, что с 1915 года британские войска, сражавшиеся на фронтах Первой мировой, впервые получили прививку тройной вакцины (против брюшного тифа и двух видов паратифа). Владимир Хавкин жил скромно, даже аскетично. Откладывая свое довольно высокое жалованье, скопил состояние и тратил деньги, анонимно помогая благотворительным обществам и просто нуждающимся людям. 15 лет он прожил в Париже, а в 1920 году перебрался в Швейцарию. Там, незадолго до смерти доктора, его навестил из любопытства советский журналист. Среди вопросов был и такой:

– Почему вы не уехали из Индии? Ну, когда вас так нехорошо встретили и чуть не убили?

Хавкин задумался:

– Да понимаете, меня убивали не менее пяти раз: и в воде топили, и закапывали живым, но мне каждый раз кто-то помогал – наверное, Он. – Хавкин показал рукой на небо. – Хотя вы, наверное, в Бога и не верите?

– Бога нет, – машинально ответил журналист.

– Конечно, конечно… Как это у Есенина:

Стыдно мне, что я в Бога верил,

Горько мне, что не верю теперь… —

нараспев продекламировал Хавкин и продолжал: – А почему не уехал? А вот сам не знаю. Работа? Да, безусловно. Работа, приносящая результат… а кроме того, странные ощущения возникали у меня во время этих покушений. Мне чудилась чья-то рука, прикрывающая, выталкивающая меня из воды, ну и так далее. Сначала камнями закидали, и, что любопытно, в меня попало только несколько камней – пара, не более, – а остальные так, скользом. Тогда я собрался уехать в первый раз, но пересилил себя, подумав, что так только трусы делают…

Серьезного, толкового интервью, увы, не получилось: Хавкин был не очень-то говорлив, а журналист – не из особых профессионалов. Не смог ни раскрепоститься сам, ни помочь собеседнику. Интервью прошло незамеченным – и на родине Хавкина его имя еще долго оставалось в загадочной тени…

Умер Хавкин в 1930 году и похоронен в Лозанне.

Речь пойдет не о том пере, которым врач выписывает рецепты, заполняет историю болезни или пишет научные работы, – о пере писательском. По-моему, просто невозможно обойтись без рассказа о том вкладе, который русские врачи внесли еще и в литературу, иногда до самого конца совмещая ее с медициной, иногда полностью уходя от прежнего занятия и оставаясь в литературе навсегда.

Так уж случилось, что литература – такое уж у нее обыкновение – сплошь и рядом увлекает за собой тех, кто сначала и не думал о чисто литературной карьере. Но – поманила, завлекла и никогда более не отпускала…

В самом деле, кого бы мы получили, оставайся Лев Толстой и далее на военной службе? Учитывая его происхождение и родственные связи – не исключено, что, быть может, даже и генерала. Но трудно сказать, прославившегося бы военными талантами или попросту выслужившего чин. И уж тем более вряд ли дослужился бы до генерала пехотный офицер далеко не самого престижного полка Александр Куприн, происхождения не особенно и знатного, должных связей не имевший. Взявшись за перо, они, тем не менее, стали генералами – от литературы. Классиками русской словесности.

А какова была бы судьба не самого выдающегося, мягко скажем, английского врача Артура Конан Дойля, ставшего классиком детективного жанра, не возьмись он за другое перо? Сам он, правда, от такого титула всегда отказывался, Шерлока Холмса крупно недолюбливал, а в большие писатели рассчитывал выйти благодаря своим историческим романам – откровенно говоря, нудноватым и почти ныне забытым, – а впоследствии еще чересчур многого ждал от своих работ по спиритизму, сегодня вызывающих лишь ироническую усмешку. Но вот Шерлок Холмс… Впрочем, вы сами прекрасно знаете, как с ним обстоят дела.

Начнем с рассказа о Владимире Дале – согласно хронологии XIX столетия. Будущий писатель и лексикограф (как тогда именовались собиратели народного фольклора) родился в 1801 году в местечке Луганский завод (ныне Луганск). Впоследствии для своих литературных работ Даль возьмет псевдоним от имени своей «малой родины» – Казак Луганский.

Казаком он вообще-то не был. Отец Даля, датчанин Иоганн Христиан фон Даль (1764–1821), принял российское подданство в 1799 году и с тех пор именовался Иваном Матвеевичем. Он был богословом и медиком, знал немецкий, английский, русский, французский, идиш, иврит, латынь и древнегреческий. Известность его как выдающегося лингвиста достигла Екатерины II, и она пригласила его в Петербург на должность придворного библиотекаря.

(Есть версия, что Даль – не датчанин, а потомок русских старообрядцев. Не знаю, насколько она аргументирована, но известно, что после церковного раскола и жестоких преследований старообрядцев они в немалом количестве бежали не только в соседнюю Польшу, но и в другие европейские страны.)

Придворным библиотекарем Даль-старший побыл недолго: вскоре он уехал в Иену, прошел там курс врачебного факультета и вернулся в Россию с дипломом доктора медицины. Российская медицинская лицензия гласит: «Иван, Матвеев сын, Даль 1792 года марта 8 числа удостоен при экзамене в Российской империи медицинскую практику управлять». Причиной всему – суровый и властный тесть Даля Христофор Фрайтаг, буквально вынудивший зятя бросить «эту глупую филологию» и получить медицинское образование, потому что считал профессию врача одной из немногих «доходных и практических» профессий.

Получив в 1814 году потомственное дворянство, Иван Матвеевич, к тому времени старший лекарь Черноморского флота, тем самым получил и право на обучение своих детей в Петербургском морском кадетском корпусе за казенный счет. В возрасте тринадцати с половиной лет вместе с братом Карлом, младше его на год (раненько тогда начинали военное обучение), Владимир поступил в корпус, где учился с 1814 по 1819 год и был выпущен мичманом на Черноморский флот, двенадцатым по успехам из восьмидесяти шести гардемаринов.

Вот только морская служба категорически не задалась. Сам Даль тут был ни при чем. Вернее, очень даже при чем, но это не имело никакого отношения к морской службе…

Разыгрались события, право слово, достойные бойкого пера Александра Дюма…

Я уже писал о том, как в Крымскую войну Н. И. Пирогов ожесточенно боролся с засевшими повсюду казнокрадами. Но, по сравнению с «делами давно минувших лет», они были, так сказать, «остатками прежней роскоши». Расцвет казнокрадства и коррупции в Крыму пришелся на 1820–1830 годы, когда форменным царьком там был адмирал Грейг, натуральнейший «крестный отец» тамошних казнокрадов и махинаторов, обсевших буквально все места, где можно было украсть хоть рубль. Правда, крали не рублями – миллионами…