Часовой дождя - Татьяна де Ронэ

это тоже было ошибкой. Столько ошибок. Ее жизнь – сплошная ошибка, да? И когда Линден набрался храбрости и открылся ей тогда, весной, ее реакция оказалась просто ужасной. Ей хотелось выть, когда она вспоминала об этом. А хуже всего то, что она переложила на сына ответственность и велела самому признаться Полю. Как она могла? какая жестокость! Теперь-то она видит, что в ней говорил страх. Ее ужасала сама мысль, что сын гомосексуал. Как она признается людям: мой сын гомосексуал? Ей бы хотелось, чтобы он был похож на сыновей ее друзей. За это она себя ненавидела. Возможно, ее родители были людьми старой закалки, но не замшелыми реакционерами и консерваторами. Они учили дочерей быть терпимыми, великодушными, открытыми. Так что же произошло? Она далеко не сразу поняла это, лишь с годами что-то стало проясняться. У нее в голове сложился образ сына, какого она хотела бы иметь, некоего безупречного сына, соответствующего общественным идеалам. Ей следовало отказаться от этого образа и от этого идеала, отказаться от мысли о том, что сын обязательно должен жениться на женщине и иметь от нее детей. Она поняла, что надо перестать лгать о гомосексуальности сына, перестать бояться чужого мнения. Ей невыносимо больно думать о тех годах, когда она не решалась спросить Линдена о его личной жизни, о его партнерах. Наверное, он считал ее бесчувственной. Со временем карьера Линдена пошла в гору и теперь в своей области он стал человеком даже более известным, чем его отец. Она гордилась им, правда гордилась, и все же ее не отпускало сожаление о том, другом, воображаемом сыне. У Линдена была своя жизнь, о которой она не знала ничего, только о его работе, о фотографиях. Она не понимала, как заговорить с ним так, чтобы это получилось естественно. Она попыталась намекнуть Тилье, но та одернула ее и вышла из себя. С Полем она говорить об этом не могла и никогда не говорила. Просто не решалась. Как это было глупо с ее стороны. Личная жизнь Линдена была темой, которая никогда не поднималась в их разговорах с мужем. А может, в этом виноват именно Поль? Нет, ей кажется, что нет. Виновата только она сама, и с каждым годом прервать молчание становилось все труднее. И вот в Нью-Йорке она встретила Линдена с Сашей. Раньше он никогда не представлял ей своих партнеров, она не знала их имен. Ее очень пугал этот предстоящий ужин, она без конца спрашивала себя, что это за молодой человек, какой он. Линден сообщил ей по электронной почте, что влюблен, что собирается поселиться в Сан-Франциско и хочет, чтобы она познакомилась с Сашей. В апреле 2014 года Лоран провела неделю в Бостоне, она приехала на похороны матери. Это был тяжелый период для нее: самоубийство сестры за два года до этого, смерть отца в прошлом году и вот теперь мать. Она согласилась заехать в Нью-Йорк, а Поль отправился прямиком во Францию на какой-то важный конгресс дендрологов. Вечером Лоран увидела, как эта пара, Линден и Саша, вместе входят в ресторан, и лицо сына сияет от счастья. Поначалу она видела только это, невероятно яркий свет в глазах Линдена. Потом стала смотреть на мужчину рядом с ним. Тот же свет. То же сияние. Она видела двух влюбленных. Она поняла это сразу. И почувствовала себя свободной! Теперь она не будет лгать. Нет необходимости. Говоря о Саше, она называла его «партнер моего сына», в разговоре с Полем – просто «Саша». Поль никогда не расспрашивал ее о Саше, но знал, что он есть. Что он думал о том, что его сын живет с мужчиной? Она понятия об этом не имела. И никогда не решалась спросить. Линден сказал, что он тоже не решался, и по тем же причинам.

«Может, теперь ты все-таки поговоришь с отцом?» – спросила Лоран. Наступила тишина, которую никто не решался нарушить. Лоран осмелилась первой. Он помнит о первом ужине с Сашей? Конечно помнит! Как такое забудешь? Итальянский ресторан «Майялино» возле Грэмерси-парка, на закуску жареные артишоки и холодный просекко в бокалах. Лоран подхватывает: Саша, с которым они познакомились только что, уже через десять минут заставил ее хохотать. Она забыла уже, о чем тогда шла речь, но точно помнит, что смеялась, пряча лицо в салфетку. Может, это были его пародии? Саша был большим мастером изображать знаменитостей.

Теперь Лоран говорила легко, не подыскивая слова. Есть еще одна важная вещь, ей непременно нужно это сказать. Иногда люди очень резко реагируют, узнав, что ее сын гей. Вот, например, в прошлом году. Она присутствовала на одном званом обеде, только для дам, в красивом ресторане в Гриньяне возле знаменитой старинной прачечной с дорическими колоннами. Обычно она не принимала участия в подобных светских раутах, ведь нужно было наряжаться, говорить всякие банальности, но ее уговорила соседка, с которой она дружила. Стол поставили в беседке, украсили букетами роз, еда была изысканной. Лоран сидела рядом с мадам де Монбризон, очень худой дамой в жемчужном колье. Разговор зашел о доме мадам Молин, красивой постройке на холме, окруженной прекрасным садом. Лоран вспомнила, что года два назад Поль ездил туда, чтобы оценить состояние деревьев, как раз тогда, когда семья Молин только обустраивалась на новом месте. Мадам Молин была очень рада познакомиться с женой Поля: он оставил самые приятные впечатления, а его познания о деревьях просто потрясали. Лоран, должно быть, счастлива, что у нее такой выдающийся муж? У них с Полем есть дети? Лоран ответила, что есть, дочь и сын. Мадам Молин, продолжая жевать, принялась расспрашивать про семейство Мальгард. Она хотела знать все про Тилью и Линдена: какие странные имена! Это выбрал отец, пояснила Лоран. Значит, Тилья художница в Лондоне, а Линден фотограф в Сан-Франциско? А внуки есть? Да, Мистраль, учится в лицее, ей семнадцать. А у Линдена? Он женат? Лоран улыбнулась: нет, но собирается. Красные губы мадам Молин растянулись в улыбке: какая-нибудь молодая американка, как его мать? Молодой американец, – ответила Лоран. Губы мадам Молин скривились, она нахмурила брови. Мужчина, – повторила она. Да, – быстро подтвердила Лоран, – молодой человек. И поскольку мадам Молин по-прежнему сидела с ошеломленным видом, она добавила: мой сын женат на молодом человеке. Мадам Молин сощурилась. Она открыла рот, промокнула салфеткой губы, но так ничего и не произнесла. (Линден не мог удержаться от смеха: так уморительно мать копировала мимику собеседницы.) Мадам Молин явно была озадачена, она разглядывала Лоран с таким недоумением, будто