Маг и его кошка - Алина Лис

Боялся, что сбегу?

Я могу простить ему многое, но эту трусость простить не в силах. Как не в силах простить Риккардо то, что брат так и не вышел обнять меня в последний раз.

Как мало нужно уважать меня, чтобы торговать, словно лошадь? Не спросив разрешения, не сказав ни слова. Даже не как товар на брачном рынке. Просто как вещь!

Если бы отец пришел ко мне и честно рассказал все, если бы спросил меня… возможно, я бы согласилась. Сама.

Я не хотела видеть смерти своих близких, не хотела, чтобы горели виноградники и солдаты грабили города. Всю последнюю неделю я часами простаивала на коленях в капелле, умоляя богов прислать избавление.

Не это ли ответ на мои молитвы?

Я смотрю на мужчину рядом. Что я знаю о нем? Кто он? Маг? Агент официи? Брат курфюрста? Что из этого было ложью, а что правдой?

Как сумел он сотворить то чудовищное, неслыханное деяние — то ли преступление, то ли подвиг?

Чего ждать от него дальше?

Снова приходит острое, почти похожее на боль сожаление. Мне не следовало затевать тот розыгрыш. Просто не стоило.

Впервые я пожалела о своей глупости на следующий день. Мне не хватало Элвина. Его улыбок, рассказов, насмешливых замечаний. И этого огонька, что порой загорался в его глазах.

Он теперь вообще на меня не смотрел.

И позже, когда началась осада, я пожалела вторично. Вспоминала те поцелуи в комнате Джованни и жалела, что не ответила «Да». Близость смерти все меняет. Я думала просить прощения, но так и не смогла найти нужных слов. Было стыдно, и он не хотел разговаривать.

А сейчас я просто жалею, что затеяла эту игру. Желание сделать все по-своему, против воли отца, оскорбленное самолюбие, жажда мести сыграли со мной шутку не менее дурную, чем я с Элвином.

Это была глупость.

И теперь я в полной власти этого человека.

Человека ли?

* * *

Ближе к ночи мы останавливаемся в трактире, и он представляет меня своей женой, а потом отводит трактирщика в сторону и о чем-то с ним шепчется, сдабривая рассказ медной монетой.

Закрывается дверь номера, отделяя нас от мира, опускается задвижка. И я остаюсь с ним наедине.

— Здесь только одна кровать.

— Ага. Мы же супруги, дорогая.

Я отшатываюсь. У меня больше нет ни статуса, ни титула, ни отца. Я — никто, и меня некому защитить.

Да и кто бы смог защитить меня от чудовища, способного уничтожить армию?

— Не подходите, — голос срывается.

Кривая усмешка на жестком лице.

— Почему нет, Франческа? Назови хоть одну причину.

Я пытаюсь сбежать, прошмыгнуть мимо, но это бесполезно. Он ловит меня, я кричу, трепыхаясь в его руках.

— Не надо орать, — выдыхает он мне в лицо. — Никто не придет на вопли. Я сказал трактирщику, что моя жена скорбна разумом.

Я дергаюсь, пытаюсь освободиться, остро ощущая свою беспомощность. Неужели все закончится насилием? Элвин удерживает меня за запястья, его руки — как стальные клещи кузнеца. С болезненной ясностью понимаю, насколько он сильнее.

Он швыряет меня на кровать, наваливается сверху. Вырываюсь — неумело и тщетно. От него опять пахнет костром. Знаю — теперь этот смрад будет приходить ко мне в кошмарах вместе с мелким, похожим на черный снег пеплом.

Элвин заводит мне руки за голову, стискивает запястья. Наклоняется ниже. Я бессмысленно царапаюсь, мотаю головой. Неужели мне когда-то нравились его поцелуи?

Его нога раздвигает колени, как я ни пытаюсь сопротивляться.

Он сильный. Слишком сильный. Или я слишком слаба.

Это как в дурном сне, где все наизнанку. Поцелуи грубы и болезненны. Прикосновения, которые раньше дарили столько восхитительных эмоций, теперь отзываются спазмами отвращения. Я еще пытаюсь сопротивляться, но уже понимаю — бесполезно. Ничто не помешает ему сделать это со мной.

Меня трясет от гадливости, пока он расшнуровывает лиф, запускает руку под платье и тискает меня. Пытаюсь забыться, уйти в себя, сбежать, но унижение прорывается злыми слезами, которые нет сил сдержать. Мой мучитель замирает. Правая рука по-прежнему сжимает мои запястья, лицо близко-близко — не отодвинуться.

— Пожалуй, вы правы, Франческа, — говорит он медленно. — Как-то не то получается. Такое чувство, что никто из нас не получает удовольствия. Никогда не насиловал женщин — и, похоже, правильно делал.

Выпускает меня, поднимается и протягивает руку. Я лежу, не в силах поверить, что продолжения не будет. Хочу спрятаться, забиться в щель и выплакать свой страх и обиду.

— Сеньорита, приведите себя в порядок и вставайте, нас ждет ужин. Или вам нужно какое-то особое приглашение?

— Я не пойду.

— Как пожелаете.

Он запирает дверь. Возвращается спустя несколько часов, когда я уже уснула, будит меня руганью, наткнувшись в темноте на стул. Вокруг него витает тяжелый винный дух. Я благодарю богов, что заснула, так и не сняв платье. Лежу в кровати, съежившись на самом краешке, слушаю, как он раздевается. Тихонько выскальзываю из-под одеяла, сползаю на пол — слишком страшно находиться с ним рядом.

— Франческа, не занимайся ерундой, — говорит он, словно видел мои осторожные маневры. — Я тебя не трону.

Я молчу, забыв как дышать.

— Ну как хочешь. Можешь спать на полу.

Я провожу полночи в кресле, а уже под утро, совсем измучившись, решаюсь прилечь.

Мои сны пахнут вином и пеплом.

Элвин

Весь первый день, пока мы ехали, я пытался понять, зачем сделал это.

Какого гриска? У меня впереди возвращение домой, сложный разговор с княгиней Северного двора, разборки с Орденом. Зачем в этом пути такой сундук без ручек, который к тому же косится на меня, словно я живое воплощение Черной Тары?

Полные суеверного ужаса взгляды, которые бросала девчонка, раздражали. Хотелось прикрикнуть на нее, но ясно же — не поможет.

Проклятье, я же спас ее отца, слабоумного братца и весь маленький уютный мирок, которым Франческа так дорожила! Могла бы быть поласковее в благодарность. Хотя бы не вести себя так, словно я — абсолютное чудовище.

Ну что же, будем честны — роль злодея всегда удавалась мне куда лучше геройской. Последняя накладывает слишком много ограничений в выборе средств.

В первом же трактире я попытался ею овладеть и почти сразу понял — не то. Иса любила изобразить сопротивление, и меня это всегда заводило, но есть, оказывается, принципиальная разница, когда происходящее — реальное насилие, а не эротическая игра с известным обоим финалом. Вырывалась она, что ли, по-другому?