Унесенная ветром - Дмитрий Вересов

Ахмаз возвращался назад в свою горную страну. Простую думу вез он с собой в седле. Недавно он узнал, что нет больше у него кровников, некого ему теперь опасаться по ту сторону Терека. Четыре года он жил с глазами на затылке, прислушивался, оглядывался даже рядом с родным аулом. Он так сроднился за это время с чувством гонимого охотниками зверя, что изменилась даже его посадка на лошади. Долгих четыре года… И вот знакомый кистин рассказал ему, что в кровавой стычке с хевсурами погибли его последние кровники, два брата близнеца, волкодавы, молчаливые и страшные в своей вере, которые рано или поздно добрались бы до волчьего горла Ахмаза. Канти и Арби. Теперь их нет. Хевсуры не станут хоронить иноверцев. Может, летят они сейчас над ним, Ахмазом, в брюхе вот этого ворона.

Горец подъехал к броду. Отпустил поводья, доверяясь коню. Хорошего коня подарил ему Басарг-хан! Добрый человек! Настоящий кунак! Вез ему Ахмаз в подарок хорошее ружье старого чеченского мастера. Мастера уже нет в живых, но душа его вложена в это ружье. С виду простое, небогатое, но настоящий воин сразу поймет всю красоту этого оружия. Вот из него и убьет Ахмаз казака Фомку. Не может Ахмаз простить смерть Басарг-хана. Если не ушел Фомка в Грузию, Персию, то Ахмаз обязательно услышит про него. Эхо долго звучит в горах и многое рассказывает пытливому следопыту. Если только он в этих горах, рано или поздно они встретятся. Велика горная страна, но ходят здесь по одним и тем же тропинкам.

Не было у Ахмаза кровников по эту сторону Терека, а по ту еще оставался. Только смешно джигиту считать девчонку за кровника. Девчонку… Басарг-хан, Басарг-хан, не знал Ахмаз его помыслов, а то бы предупредил, чтобы держался он подальше от этой ведьмы. Нет, опасаться ее надо, Ахмаз, держать ухо востро, кинжал наготове. Бешеная собака! А как поступают с бешеными собаками?

Горный лес отзывался веселым стуком множества топоров. Русские теперь по-новому воевали. Они вырубали леса, где могли прятаться абреки и постепенно вытесняли их все дальше и дальше.

Ахмаз прислушался. За стуком топоров обязательно должны были последовать выстрелы атакующих горцев и ответный огонь русских. Он повернул коня и поехал в объезд по краю леса, чтобы заночевать в горном ауле у знакомого чеченца. Он знал, что Джохола ему обрадуется.

— По всему видать, дядя Макар, — говорил в этот момент солдат Тимофей Артамонов своему напарнику, — что генерал Дупель топор от тебя прятал.

Макар Власов в темной от пота гимнастерке останавливался, тяжело дыша. Брал паузу для восстановления сил, но, по всему было видно, негодуя на ротного балагура.

— Сам ты — Дупель, коровье ботало, — наконец, отвечал он, отдышавшись. — Сколько раз рассказывал тебе, а все без толку. Дубельт Леонтий Васильевич — начальник Третьего отделения его императорского величества канцелярии. Человек, самим государем примечаемый. А мне он, божьей милостью, барин.

— Так вот я и говорю, — не унимался Артамонов, — не доверял тебе Леонтий Васильевич. Стало быть, было за что. Я бы на месте нашего командира тоже бы тебе топор не доверил. Ишь, как размахался, будто не дерево перед тобой, а татары вокруг. Ты лучше погляди, как надо, дядя Макар… Тут силой не возьмешь. Силы-то у тебя на двоих, а сноровки на четверть одного. Видал, как надо? Здесь повыше берем, здесь — пониже… Видишь, какие ровненькие клинышки вылетают? Любо-дорого! А ты все мутузишь как попало! Тебе что острием, что обухом, что головой — все едино.

— Ты, Тимошка, по глупости своей головы думаешь, что все люди с топорами да с вилами туды-сюды ходят, про одно и то же думают.

— А будто бы не так? Солнце встало — в одну сторону пошли, село — назад тащатся.

— Это не люди, а коровы так ходят. А люди для разного труда на свете придуманы. Тебе вот Бог дал топор.

— А тебе что же тогда, дядя Макар? С господского стола косточку? Ей ты и работаешь, стало быть?

— Экий ты пустомеля! — возмущался Власов, посматривая на свои мозоли. — Не косточку, а лив рею. Вот что! И не ухмыляйся, черт рябой! Может, ливрею носить еще потяжелее, чем вилами и косой махать. Знаешь ты, к примеру, как правильно выходить к господам надо? Не знаешь. Чтобы прямо идти, а все ж таки с почтением. А кланяться ты умеешь? Ну-ка посмотри, Тимошка, а потом тогда бреши… Каждому чину свой поклон должен быть предназначен. Вот, к примеру, поклон графу Багренцову…

Макар Власов вдруг преобразился. В лице, во всей фигуре его появились, неизвестно откуда взявшиеся в лесной предгорной Чечне холодность и подобострастие, сдержанность и обожание, гордость и покорность. Он подошел к наполовину подрубленному дереву и, отклячив зад, поклонился ему с приторной улыбкой.

— Хорош, нечего сказать! — расхохотался Тимофей Артамонов. — Нет, ты-то, дядя Макар, хорош, просто красавец. Я про графа Багренцова говорю. Кривоват, с одного краю густо, с другого — пусто. Да и жить ему осталось всего ничего!.. Лучше покажи, дядя Макар, как бы кланялся, если бы к твоему генералу пришел наш командир, капитан Азаров. Как бы ты ему кланялся?

— Командиру-то нашему? — Власов улыбнулся застенчиво, что с таким серьезным человеком бывало крайне редко. — Я бы кинулся ему в ноги и благодарить бы стал за то, что солдатушек любил, зря под татарские пули не подставлял, ел из одного котла, спал под одной шинелью, не врал никогда, кусок солдатский не тянул. За то, что отцом был солдату русскому!

— Вот молодец, дядя Макар! Вот и скажи после этого, кто тебе отец: командир наш или генерал твой Дупель? Только слышишь, начинается! Будем мы теперь чеченским пулям кланяться, да без форсу твоего да без ливреи. Какой, ты думаешь, у пуль чин? Небось, статских советников?

— Выше бери! Тайных… Тайных советников…

Пока цепь солдат, заранее растянувшаяся впереди вырубщиков, вступила в перестрелку, сотню казаков капитан Азаров послал в обход. Получилось даже слишком в обход. Сначала обходили холм, потом наткнулись на балку. И когда вроде надо было атаковать абреков, выстрелы звучали слишком далеко, а потом и вовсе стихли.

Выслали вперед двух лазутчиков, не успели они и сто шагов отойти от сотни, как вернулись назад.

— Абреки балкой идут! Десятка четыре, не боле! Удача улыбалась казакам всеми своими лошадиными зубами.

— Ну, братцы, — говорил хорунжий, — чтоб ни одного татарина мне не выпустили.

Разместились по кустам, камням у самого края балки. Ждали недолго, что тоже на войне — хорошее дело. Татары ехали молча, не сильно довольные перестрелкой с солдатами, четыре лошади везли подстреленных.

С посвиста началась потеха. Ударили сверху вниз чехардой казачьи ружья. Цели были так хороши, что, нажимая на курок, казак уже краем глаза выбирал следующую. Абрекам некуда было прятаться. Около десятка татар бросили коней на противоположную сторону балки, пытаясь взобраться по склону. Но на песчаной залысине кони задержались, и казачьи пули сбивали татар на землю. Казаки сейчас могли себе позволить беречь лошадей.

Несколько абреков, ехавших последними, выстрелили наугад и поскакали назад по дну балки. По верху за ними погнались крайние в цепи казаки.