Мертвая долина. Том первый - Александра Лисина

И это правильно: в моем родном мире живут совсем иные ритмы. И совсем другие песни, о которых они никогда не знали и не слышали. Однако пока я просто играла. И намеренно дожидалась, когда в мою сторону повернутся все без исключения головы – сегодня почему-то очень хотелось, чтобы меня услышали. Но еще больше хотелось, чтобы хоть что-нибудь ответили. Так что запела я лишь тогда, когда ощутила себя на перекрестье взглядов и почувствовала, что буквально держу их на кончике струны.

Это старая песня. Ей, наверное, лет десять, если не больше. И она не моя, честно признаюсь. Не помню, правда, кто ее пел и кто автор стихов – это было слишком давно. Просто переложила на другой лад, чтобы слова хорошо звучали на всеобщем, а музыку оставила без изменений. Целый месяц на это потратила. Измучилась, пока готовилась. Но теперь, кажется, время пришло – вот она, достойная аудитория. Хотя вряд ли эти люди поймут, зачем и для кого я ее пою.

Признаюсь, я намеренно не стала менять мелодию – слишком уж она мне нравилась. Поэтому постаралась сохранить ее такой, какой помнила по прежней жизни – болезненной, тонкой, едва не рвущейся от избытка чувств. Настоящим криком души, который именно сегодня почему-то стал для меня таким важным.

Наверное, зря я вчера дала волю воспоминаниям?

И, быть может, напрасно позволила себе надеяться?

Когда отзвучал последний аккорд, вокруг помоста стало так тихо, что можно было слышать, как жужжат в кустах обеспокоенные мухи. Люди стояли не двигаясь и неотрывно смотрели на мои губы, неслышно допевающие то, что не было сказано вслух. Я чувствовала, что сегодня впервые за много дней снова пела по-настоящему. И искренне радовалась тому, что в тот далекий день рядом со мной в Эйирэ на Королевском острове были только скароны. Только кровные братья, знающие меня лучше, чем кто бы то ни было. Со своим молчаливым пониманием и потрясающим тактом, не позволившим им произнести ни одного лишнего слова на эту трудную тему.

Печально вздохнув, я медленно открыла глаза, уже начиная сожалеть о том, что сделала. Но песнь прозвучала. Душа ненадолго раскрылась и тут же снова захлопнулась, словно испугавшись этой мимолетной доверчивости. Я справлюсь. Я знаю, что справлюсь. Убивать в себе надежду мне не впервой. Просто сейчас не время для горечи и скорби. И не время для ненужных мечтаний. Пора просыпаться, встряхиваться и идти дальше, несмотря на тяжелый камень на сердце, поселившуюся под ним тупую боль и острое чувство нехватки в те самые мгновения, когда рука непроизвольно тянется к груди, чтобы ощутить тепло несуществующего амулета, от которого я когда-то так легко отказалась.

Отложив лютню, я так же медленно поднялась с накренившегося ящика и, не поднимая глаз, покинула помост. Все в том же непонятном молчании и неестественной, гнетущей тишине. Мне даже показалось, что вокруг стало еще тише, чем мгновение назад, когда я только-только закончила, но это, наверное, просто мираж. У меня и так уже в ушах звенело. И так в груди поселился неприятный холодок. А еще вдруг остро захотелось вскинуть голову и крикнуть что-то яростное, безумное, громкое… так, чтобы небеса услышали и хотя бы раз дали внятный ответ…

Но они угрюмо молчали. И люди вокруг меня молчали тоже. Лишь поспешно расступались в стороны и провожали странными, горящими, непривычно растерянными взглядами.

Правда, истинная причина этой растерянности крылась совсем не в том, о чем мне тогда подумалось, а я, погруженная в свои мысли, далеко не сразу это поняла. И лишь когда перед самым моим носом, словно из пустоты, возникла длинная черная ряса, щедро расшитая золотыми нитями, все стало наконец на свои места.

Признаться, жреца Айда я видела впервые, поскольку за целый месяц странствий по Невирону мы старательно избегали приближаться к храмам. Однако с появлением господина Ридоласа ситуация изменилась: согласитесь, в нашем положении добраться до крупной деревни и не выступить было бы верхом идиотизма. Да и «легенду» свою нужно оправдывать. Поэтому пришлось пойти на определенный риск, внутренне готовясь к тому, что маски Фантомов снова подвергнутся пристальному изучению.

Замерев на месте, я осторожно подняла глаза и оглядела незнакомца: сухощавый, неопределенного возраста, обритый налысо и довольно смуглый. На высоком лбу красуется татуировка – знак Айда в виде все того же круга с вертикальной полосой посередине. Лицо худое, бесстрастное. Глаза темные, почти черные. А взгляд острый и колючий, как шипы терновника, о которые можно легко пораниться.

Перехватив этот взгляд, я тут же опомнилась и низко присела.

– Здравствуйте, господин. Простите, я была невнимательна.

Жрец пристально оглядел мою светлую макушку и замедленно кивнул.

– Мир тебе, дитя. Я не сержусь. Пусть Айд благословит твою судьбу.

– Спасибо, господин. Дарэ.

– Кто ты, дитя? – чуть прищурился он.

– Меня зовут Гайка, господин.

– Это ты сейчас пела?

– Да, – покорно ответила я, почти физически ощущая, как резко напряглись мои Фантомы.

Блин. Вот не зря мне сегодня так не хотелось выходить на сцену! Прямо как знала, что не надо светиться! Хотя почуять меня он не должен – раз уж кахгар обознался, то человек вряд ли догадается. Хоть он и маг, все равно – нюх Тварей гораздо совершеннее, чем у смертных. А мои Знаки очень хорошо спрятаны. Да и амулетами я обвешалась с ног до головы, чтобы не сверкать необычной аурой. Не полностью, конечно, ее закрыла, иначе это выглядело бы подозрительно, да и нет, наверное, таких амулетов, способных избавить меня от надоедливой белизны, но хотя бы до четверти цвета дейри они скрывали. Раз сто проверено моими Тенями. А значит, не должен он увидеть лишнего. Точно не должен.