Состояние постмодерна. Исследование истоков культурных изменений - Дэвид Харви

Рис. 9.5. Использование производственных фондов в США, 1970–988 годы

Источник: Federal Reserve Board.

Резкая рецессия 1973 года, обостренная «нефтяным шоком», явно вытряхнула капиталистический мир из удушающего ступора «стагфляции» (падающего производства товаров при высокой инфляции) и запустила множество процессов, которые подорвали фордистский компромисс. Как следствие, 1970-е и 1980-е годы были беспокойным временем экономической реструктуризации и политических перенастроек (рис. 9.6). В социальной реальности, сформированной этой текучестью и неопределенностью, стали заметны новаторские эксперименты как в области промышленной организации, так и в политической и социальной жизни. Эти эксперименты можно принять за первые признаки перехода к совершенно новому режиму накопления вкупе с совершенно иными системами политической и социальной регуляции.

Рис. 9.6. Безработица и уровень инфляции в Европе и США, 1961–1987 годы

Источник: OECD.

Гибкое накопление, как я предварительно буду называть этот режим, отличает прямую конфронтацию с различными видами негибкости, характерными для фордизма. Оно основано на гибкости в трудовых процессах, на рынках труда, в продуктах и моделях потребления. Для него характерно возникновение совершенно новых сегментов производства, новых способов предоставления финансовых услуг, новых рынков, а главное, чрезвычайно ускорившиеся темпы коммерческих, технологических и организационных инноваций. Оно запустило быстрые сдвиги в формировании моделей неравномерного развития как между отдельными секторами, так и между географическими регионами, породив, к примеру, масштабный всплеск занятости в так называемом «сервисном секторе», а также в совершенно новых промышленных кластерах (ensembles) в прежде слаборазвитых регионах, таких как «Третья Италия»[65], Фландрия, различные «кремниевые долины» и «креативные кластеры», не говоря уже о масштабном изобилии различных видов деятельности в новых индустриальных странах. Этот процесс также включал новый раунд того, что я буду называть «пространственно-временным сжатием» (см. часть III) в капиталистическом мире – временны́е горизонты принятия как частных, так и государственных решений сократились, а одновременно благодаря спутниковым коммуникациям и снижающимся транспортным издержкам стало все более возможным незамедлительное распространение этих решений на все более обширные и разнородные территории.

Этот возросший потенциал гибкости и мобильности позволил работодателям оказывать более сильное давление в сфере трудового контроля над рабочими – последние в любом случае были ослаблены двумя яростными натисками дефляции, в результате которых безработица в передовых капиталистических странах (за исключением, возможно, Японии) выросла до беспрецедентных для послевоенного периода показателей. Организованный труд был подорван перенастройкой фокусов гибкого накопления в тех регионах, где прежде не было промышленных традиций, и переносом в старые промышленные центры норм и практик, установившихся в этих новых территориях. Представляется, что режим гибкого накопления предусматривает высокие уровни «структурной» (а не временной, «фрикционной») безработицы, стремительную утрату и восстановление трудовых навыков, минимальные (если таковые вообще присутствуют) преимущества в реальной заработной плате (см. рис. 8.2 и 9.7) и откат назад в том, что касается власти профсоюзов – одного из политических столпов фордистского режима.

Рынок труда, например, претерпел радикальную реструктуризацию. Столкнувшись с сильной волатильностью рынков, усилившейся конкуренцией, снижением нормы прибыли, работодатели воспользовались преимуществом ослабления профсоюзов и огромными резервами избыточной рабочей силы (безработных или лиц с неполной занятостью), чтобы стимулировать гораздо более гибкие режимы труда и трудовые контракты. Четкую общую картину описываемых трансформаций очертить довольно сложно, поскольку самой целью подобной гибкости является удовлетворение зачастую высокоспециализированных потребностей каждой отдельно взятой фирмы. Даже для постоянных работников все более привычными становятся такие системы, как «девять рабочих дней за две недели» или распорядок труда, предполагающий в среднем 40 часов занятости в неделю, но при этом наемный работник обязан трудиться гораздо больше в периоды пикового спроса, что компенсируется менее продолжительным рабочим днем во время затишья на рынках. Но еще более важным стал явный уход от постоянной занятости в сторону все более нарастающей опоры на трудовые соглашения, основанные на частичной занятости, временной или субконтрактной работе.

Рис. 9.7. (а) Индекс почасовых заработков внештатного персонала; (б) доля безработных; (в) доля безработных, получающих выплаты по безработице; (г) медианные семейные доходы в США (в тыс. долларов), 1974–987 годы

Источники: Управление статистики труда, экономические доклады президенту.

В результате возникает структура рынка труда такого типа, как показана на рис. 9.8, который, как и дальнейшие цитаты, взят из работы «Гибкие модели труда» Института управления персоналом (1986). Ее ядро – постоянно сокращающаяся, согласно данным, поступающим с обеих сторон Атлантики, группа наемных работников «с полной занятостью, устойчивым статусом, которая является ключевой для долгосрочного будущего организации». Эта группа обладает более существенными гарантиями занятости, хорошими перспективами карьерного продвижения и переквалификации, а также сравнительно щедрой пенсией, страхованием и другими правами на неденежное довольствие. Тем не менее от нее ожидают, что она будет адаптивной, гибкой и при необходимости географически мобильной. Однако потенциальные издержки от увольнения ключевых сотрудников в трудные времена могут привести компанию к использованию субконтракта даже для замены персонала высокого уровня (от дизайна до рекламы и финансового менеджмента), в результате чего ядро менеджеров оказывается сравнительно небольшим. Периферия охватывает две совершенно разные подгруппы. Первая из них состоит из «работников с полной занятостью и навыками, которые можно легко найти на рынке труда, – например, работа клерков, секретарей, рутинный и менее квалифицированный ручной труд». Имея меньший доступ к карьерным возможностям, эта группа все более характеризуется высокой кадровой текучкой, «что делает сокращение рабочей силы достаточно легким за счет естественного сокращения рабочей силы». Вторая периферийная группа «предполагает еще более значительную количественную гибкость и включает работников с неполным рабочим временем, тех, кто работает от случая к случаю, персонал с фиксированными по времени контрактами, временных рабочих, субконтрактных работников и практикантов на государственных субсидиях, имеющих еще меньше гарантий занятости, чем первая периферийная группа». Все свидетельства указывают на очень значительный рост этой категории работников в последние несколько десятилетий.