Мэрилин Монро. Психоанализ ослепительной блондинки - Алма Х. Бонд

«Но что делать, если все от меня зависящее окажется недостаточно эффективным? — тихо спросил меня внутренний голос. — Что делать, если все твои усилия не увенчаются успехом, и она убьет себя? Каково тебе тогда будет?»

Я погрузилась в размышления. Из глубины сознания возник ответ: «Я смогу пережить ее самоубийство».

Теперь я должна работать и сделать все, что могу, чтобы не допустить катастрофы.

21 декабря 1959 г

Я решила позвонить великому психоаналитику, доктору Теодору Рейку, и попросить его о встрече, чтобы обсудить дело Мэрилин.

Он встретил меня у двери, и мне было неприятно увидеть, что знаменитый доктор стал толстым и лысым с тех пор, когда он был моим руководителем много лет назад. Хотя я пыталась не показать своего разочарования, тонко чувствующий аналитик легко разглядел мои уловки.

— Мы стареем слишком быстро, а умнеем слишком поздно, — сказал он.

После теплых объятий он поинтересовался, почему возникла необходимость в его консультации. Ему было известно о моей работе, и он считал меня прекрасным аналитиком.

— Спасибо за то, что приняли меня, доктор Рейк, — начала я. — Мне необходимо посоветоваться с вами, потому что я очень беспокоюсь об одной суицидальной пациентке. — И я рассказала ему свой сон, в котором я держала Мэрилин за юбку, чтобы удержать ее от прыжка с обрыва.

Он сказал:

— Я бы очень беспокоился за вас, если бы вы не волновались за нее.

Я обсудила с ним дело Мэрилин и состояние моей пациентки к настоящему моменту. Его обоснованное мнение? Я делала все возможное, чтобы предотвратить ее самоубийство.

— Теперь ей решать, — сделал он заключение.

— Спасибо, доктор, — поблагодарила я, хотя, по правде говоря, он не многим мне помог.

Но его слова навели меня на некоторые новые соображения о возможном суициде Мэрилин. У меня возник вопрос: с точки зрения морали правильно ли заставлять такого несчастного человека продолжать жить? Я знаю, что многие в наши дни сказали бы, что это не мое дело. Что только она имеет право решать — жить ей или умереть. Это ее и только ее выбор. Сама Мэрилин говорила мне те же самые слова. Она сказала, что, когда несколько месяцев назад она пыталась убить себя, ее очень рассердило, что ее опять спасли.

— Это слишком больно — жить дальше, — пояснила она. — Люди не имеют права настаивать на том, чтобы вы оставались в живых, если вы этого не хотите.

Но до тех пор, пока она приходит на мои сеансы, по крайней мере небольшая ее частичка хочет жить, я буду делать все, что в моих силах, чтобы поддержать это желание.

22 декабря 1959 г

Мэрилин долгое время сидела, не произнося ни слова. Я тоже молчала.

Наконец я сказала:

— Разве вы ничего не хотите сказать мне сегодня, Мэрилин?

— Вы всегда следите за мной, — сердито парировала она и встала, чтобы уйти с сеанса.

Когда она подошла к двери, она обернулась и добавила:

— Пойдите и проверьте свою голову, доктор! Возможно, вам будет это полезно!

23 декабря 1959 г

Она вошла в кабинет с довольно враждебным видом, сдвинутыми бровями и угрюмым выражением лица.

— Что с вами сегодня, Мэрилин? — спросила я. — Вы кажетесь злой, как шершень. Я сказала или сделала что-то такое, что вас рассердило?

Она не отвечала несколько минут, а потом сказала неуверенно:

— Это, вероятно, как-то связано с тем, что вы мне приснились.

— Да? И как именно?

— Кто-нибудь когда-нибудь говорил вам, что вы выглядите з-з-зловеще? В вас есть ч-ч-что-то — я не знаю, что именно, — из-за чего вы кажетесь особенно пугающей и злой.

— Многие люди чувствуют нечто подобное на определенных этапах их психоанализа, — сказала я, хотя я не считаю слишком удачным мой несколько самодовольный ответ.

— Может быть, и так, но мне хотелось бы выяснить, насколько это реально.

— Я совершенно согласна с вами. Что именно придает мне этот зловещий вид?

— Вы напоминаете мне старшую медсестру из приюта, которую я ненавидела. В моем сне вы выглядели точно так же, как она. Эта медсестра однажды пыталась сделать мне ректальное исследование. Она стащила мои трусы и приблизилась к моей заднице с термометром. Ее темно-красное лицо было искажено такой гримасой, какой я не видела никогда раньше. Она ужасно напугала меня. Я не понимала, почему она собирается мерить температуру в моей попе, хотя врач всегда вставлял градусник в рот. Я закричала:

— Нет! Нет! Отстань! — И лягнула ее так сильно, что она сказала с отвращением:

— Хорошо. Просто пропустим это. Следи за своим кишечником!

В моем сне вы подошли ко мне, так же как она, чтобы измерить температуру, и я подумала: «Боже, если она попытается сделать это таким же образом, ей конец!»

— Вам кажется, что я хочу сделать вам ректальное исследование?

— Я нисколько бы не удивилась! — ответила она.

24 декабря 1959 г

— У меня были две фантазии о вас, — сказала Мэрилин, когда на следующем сеансе наконец продолжила рассказ. — Вы вывели меня из себя в обеих. В первой я была в такой ярости, что разнесла весь ваш кабинет. Я порвала шторы, располосовала подушки и разбила ваши коллекционные китайские статуэтки на тысячу кусочков. Во второй фантазии я вышла на улицу и убивала всех, кого встречала, чтобы отомстить членам моей так называемой семьи и всем тем, кто когда-либо оскорблял меня.

— Я предпочитаю первую фантазию, Мэрилин, — сказала я. — Это хорошо, что вы можете злиться на меня и выражать свои чувства посредством действия. И, Мэрилин, я знаю, как ужасна ваша депрессия, но мне хотелось бы пожелать вам счастливого Рождества, и надеюсь, что следующий год станет гораздо более счастливым периодом вашей жизни.

— Ха! — сказала она. — Я даже не знала, что было Рождество. — И вышла, не добавив ни слова.

4 января 1960 г

Однажды среди ночи я внезапно проснулась. Мне снилось, что Мэрилин истошно кричала: «Помогите мне! Помогите мне, помогите мне! Помоги мне, помогите мне! Я не хочу себя убивать!»

Когда она пришла в назначенный час следующего дня, я спросила:

— Мэрилин, что вы делали вчера около полуночи?

— Почему вы спрашиваете?

Я решила рассказать ей о своем сне.

— Это забавно, — ответила она. — Я спала, и мне тоже снился сон, в котором я не переставая кричала. Но во сне ни один звук не срывался с моих губ. Как будто меня заперли в барокамере и никто не мог слышать моего крика, как я ни старалась. Это было ужасно.

— Все происходило так же, как в вашем детстве, Мэрилин. Вы кричали и кричали, но никто не приходил. Но теперь вам не нужно больше кричать. Сейчас я вас слышу.