Мост в чужую мечту - Дмитрий Емец

Со вторым вопросом разногласий вышло значительно больше.

«Отец хотел, чтобы старший сын использовал младшего в качестве продовольствия, так как двоим выжить нереально. Опять же хотел, чтобы дети разозлились и съели его первым», – писал Влад Ганич.

«Налицо сложный фрейдистский комплекс! Старший сын ассоциируется у этого человека с самим собой, в то время как младший…» – строчила Фреда.

Сашка измял зубами колпачок ручки, после чего на странице появилось:

«Ранение в ногу легкое. Но идти будет нельзя. Подсказка тут: «младшему». Почему отец выстрелил в младшего? Его тащить легче, потому что старший сын сильнее».

Макар пытался списывать, но списать реально было только у Алисы, сидевшей рядом. Алиса же начертила через весь лист крупными буквами: «Не хочу морщить мозг!»

Пока младшие шныры разбирались с вопросами, Вадюша с видом цербера прохаживался между рядами.

– Ты что тут делаешь? – с подозрением спросил он у Яры.

– Сижу. А что, нельзя?

– Если просто сидишь, тогда можно, – разрешил Вадюша.

Из любопытства Яра позволила змейке скользнуть к нему в сознание, но долго там не задержалась. В мыслях у Вадюши было как в провинциальном музее: редкостный бардак сочетался с исключительным внешним порядком. И снова Яра мучительно поглядывала на Рину.

«Где же я ее видела? Когда? Почему у меня ощущение, что я знаю ее лет сто?.. Или это оттого, что она очень родной мне человечек?» – думала она.

Едва истекло время, Вадюша мгновенно собрал листки, не позволив Рине дописать до точки последнее предложение.

– Раньше надо было думать! – заявил он и высунул на миг кончик языка.

Рина с тоской подумала, что он полный псих. Хотя в ШНыре таких хватает. «Нормальных, здоровых, довольных собой людей ищите среди ведьмарей!» – много раз повторяла Кавалерия.

После занятий у Вадюши надо было тепло одеваться и идти в парк, где у пегасни, на шинах, их собирал Меркурий. Яра шла рядом с Риной, возле которой крутился верный Сашка. Он напоминал Яре большого пса, не понимающего, почему он должен любить одиночество, когда у него есть хозяйка.

– Слушай… – спросила она у Рины. – А ты раньше… ну, до нашего знакомства… в кино никогда не снималась?

– Не снималась. А что? Есть предложения?

– Такое ощущение, что я тебя видела. Может, в телешоу? Никогда не участвовала?

Рина засмеялась.

– Шутишь? Если бы Мамася увидела меня в телешоу! Или вообще у телевизора! Представляю себе ее лицо: «Моя дочь деградантка!» Слушай, давно хотела тебя спросить: что с тем ключом?

– С каким? – быстро переспросила Яра.

– Ну как! Помнишь, Кавалерия передала тебе ключ с биркой? Ну, от девушки из Склифа? Там было что-нибудь в ящике?

Браслет заметался. Змейка больно куснула Яру в самый пульс.

– Да так, ерунда всякая… ничего интересного… – торопливо ответила Яра и, невпопад улыбнувшись, повернула к ШНыру. – Счастливо! Мне после обеда нырять!

* * *

Меркурий ждал новичков у вкопанных покрышек. Он был бодрый, краснолицый, в лыжной шапке. На бороде опять лед. «Привычка пить. Воду из ведра. Борода мокрая. Шагнешь за порог. Сразу замерзает», – объяснял он.

– Сегодня. Никаких пегов, – сообщил Меркурий.

– Ура! – воскликнула Фреда.

– Рано ура. Марш-бросок семь километров. Ночевать в лесу. Без спальников. Температура детская. Минус двадцать два.

– Нас не предупреждали! – торопливо выпалила Алиса.

Меркурий цокнул языком:

– Когда предупреждаешь. Половина группы. Заболевает. Напрягите воображение. Вы далеко от ШНыра. Вас обстреляли. Пег ранен. Сели в глухом лесу. Связи нет.

– Можно я останусь? Меня сразу убили! А, господа? Из арбалета мне попали в голову! – заявил Даня.

Меркурий внимательно посмотрел на него:

– Пусть так. Только не убили. Ты упал с высоты. У тебя перелом позвоночника. Товарищи тебя тащат.

Меркурий шагнул к Дане, пригнул его к себе и нерпью коснулся лба. Полыхнула и сразу погасла русалка. Даня упал лицом в снег.

– Господа! Я понимаю, что многие мне не поверят, но я не могу шевелить ногами! – крикнул он, беспомощно задирая голову.

– Не надо считать меня. Зверем. Это. На шесть часов, – успокоил его Меркурий. – Поднимайте его. Надо успеть до темноты построить убежище.

Сашка с Макаром свалили два молодых дерева, соорудили носилки и погрузили на них Даню. Вскоре оказалось, что нести его надо вчетвером. Вдвоем нереально. Влад Ганич хотел забастовать, но подумал, что еще один раненый с переломом позвоночника никому не нужен. Или того хуже – Меркурий велит привязать его на ночь к дереву и заявит, что это сделали коварные берсерки, чтобы выпытать две главные шныровские тайны: что кладет Суповна в перловку и почему Кузепыч такой жмот.

Семь километров они тащились четыре часа и добрались до места едва живые и вымокшие по пояс. Сашка никогда бы не подумал, что такое возможно. Даня и тот был весь в снегу, потому что его многократно роняли. К тому же Даня оказался невыносимым раненым. Он то извинялся, то произносил нечто вроде:

– Господа! Мне дико неудобно, что я утомляю вас однообразными просьбами, но вы привязали меня к носилкам, а у меня дико чешется нога!

Вечером, когда они сидели у костра и в случайно найденной консервной банке топили снег (откуда у сбитого шныра взяться котелку?), Сашка спросил у Меркурия, зачем отец прострелил сыну ногу.

Меркурий отломил от бороды сосульку.

– Старая шныровская загадка. Ей сто лет. Что ты написал.

– Ну чтобы тащил.

– Верно. Из тайги одному не выйти. Сыновья у этого человека ссорились. Жили недружно. А так старший будет тащить младшего. Это их сблизит. Они не разлучатся. Потом.

* * *

Яра стояла перед Эрихом и гладила его по пропаханной шрамом морде. Широкогрудый жеребец фыркал и чуть поджимал уши.

– Мой бедный! Любимый! Бедный! – нежно повторяла Яра, успокаивая его.

Любить нечастных было частью ее натуры. Ул часто шутил, что в старости, когда все внуки вырастут, он подарит Яре кошку без лапок, чтобы она не скучала.

Но до старости нужно еще дожить. Эрих же был несчастен уже сегодня и сейчас. Потеряв глаз, он стал недоверчив, зол, дик. Никого не подпускал со «слепой» стороны, пугался любого случайного звука, шарахался и однажды едва не сломал Яре ногу, притиснув ее к воротам. Другие жеребцы – Цезарь, Митридат, Зверь – не делали Эриху никаких скидок, а при случае могли и лягнуть, пользуясь преимуществом. Один Икар жалел его. Подходил, клал на круп морду и, казалось, грустил с ним вместе.