Невеста войны. Спасти Батыя! - Наталья Павлищева

Скрипели большие арбы, тяжело ступали навьюченные мулы и лошади, люди торопились увезти хоть что-то, спрятать женщин и детей, спасти стариков, надеясь, когда схлынет вал захватчиков, вернуться к своим, пусть и разоренным домам, но живыми, а живой человек, если у него есть руки и надежда, восстановит все. Это у степняков в Сары-Аке мало надежды уйти от туменов Батыя, жители Алакамака надеялись отсидеться на западе, переждать беду.

Посланная на разведку сотня Батыя принесла странные вести: селения полупусты, народ разбежался невесть куда. Хан хмыкнул: боятся… В другое время он отправил бы три-четыре сотни, чтобы догнали и, как скот, пригнали обратно. Под плетьми, под угрозой сабель, небось быстро осознали бы свою ошибку. А потом приказал бы, отобрав умельцев и молодых красивых женщин и девушек, убить всех мужчин, что посмели не опустить глаза или в чьем взоре блеснула ненависть. Чтобы выявить таких, достаточно отдать их женщин воинам, как только те заверещат от страха высокими визгливыми голосами, так и бросятся им на защиту сильные мужчины. Вот тех, кто бросился, и следовало казнить в назидание остальным. Нельзя идти против воли хана, ни в чем нельзя. Хан милостив, он сам мог приказать не трогать женщин. А мог и не приказать. Остальные должны только ждать его волю. И выполнять беспрекословно, надеясь, что эта воля будет к ним благосклонной.

Но это в другое время, сейчас Батыю было не до сбежавших. Приказав уничтожить селения, из которых бежало слишком много жителей, он объявил, что остановится в местности Алакамак. Пока остановится. Никто не мог понять хана, но спрашивать не решились, видно, он знал что-то такое, чего не знали темники. Не самое лучшее место для стоянки, но с хозяином не поспоришь, встали.

А жители Алакамака, еще не дойдя до Сарканда, были оглушены другой страшной вестью: тумены другого монгольского хана – Великого хана Гуюка – прошли Джунгарским проходом и вот-вот перейдут Тарбагатай! Два войска двигались навстречу друг дружке. Хуже не придумаешь. Плохо, когда кто-то нападает на твою землю, но еще хуже, если нападают с двух сторон. Старейшины, уведшие своих соплеменников подальше от туменов Батыя, собрались вместе, обсудить, как быть. С запада одни монголы, с востока другие, а между ними те, кто больше привык держать в руках кетмень, чем саблю, да и женщин с детьми много.

– Что им нужно в нашей земле? Зачем снова пришли?

Вопросы горьки, только не ко времени, когда враг уже здесь, смешно спрашивать, зачем пришел, надо думать, как либо защищаться, либо уберечься. Защищаться немыслимо, с двух сторон наползали десятки тысяч воинов.

– Они пришли биться меж собой, только нам от этого не легче. Надо уходить в горы, туда степняки не полезут, они не любят леса, но горы они любят еще меньше.

Слова старого Камара были справедливы, возразить нечего, как ни не хотелось забираться и самим в горы, другой возможности переждать схватку двух змей у них не было. Пришлось вспоминать, у кого в каких горных аулах есть родственники, кто мог бы приютить на время, кто показать проходы, горные тропы… Но в горы арбы не пойдут, туда не потащишь весь скарб, потому скрепя сердце, но расставались люди со многим нажитым, жалея, что не оставили все дома, вдруг не поднялась бы рука у монголов разорять брошенные жилища, не найдя там хозяев? Понимали, что поднялась бы, но могли бы и не попасть на глаза их селения…

Как бы то ни было, а уходили в горы одна семья за другой, стараясь, чтобы не слишком бросалось в глаза, куда они идут, потому что, хоть ненавидели монголы горы, догнать, чтобы разорить и захватить в плен, вполне могли.

Великий хан был сердит давным-давно. Он никому, даже самому доверенному советчику, не мог объяснить, что именно беспокоит, потому что любые сомнения – это признак слабости, а Великий хан слабым быть не может. Задумчив Гуюк был с момента своего избрания Великим ханом, прекрасно понимая, что означала неявка на курултай Батыя. Бату не только не приехал, но и не прислал своих представителей с подтверждением того, что подчинится любым решениям курултая. Они враги до конца жизни, только вот чьей? И забыть об этом Гуюк не мог.

Сначала он хотел вызвать в Каракорум Батыя приказом, но мудрый советчик подсказал: если хан не приедет, будет позор. Гуюк не стал вызывать, сделал вид, что для него неважно присутствие самого сильного из ханов. Он оказался хитрее, сначала исправил то, что испортила за время своего правления мать, навел порядок, собрал силы, потом разобрался с Сорхахтани, ее тумены нельзя было оставлять за спиной, потому лично разоружил всех. Для этого пришлось ехать к упрямой тетке лично.

Гуюк прекрасно понимал, что пока он будет все это делать, Сорхахтани успеет предупредить Батыя и тот подготовится, но иначе нельзя. Все равно слишком далек путь, ненавистный соперник успеет собрать свои войска. Этого ожидал Великий хан, но никак не ожидал, что Батый двинется с этими войсками навстречу.

Сам Гуюк сделал вид, что желает посетить места, где ему лучше всего чувствуется, объясняя такое желание усталостью и необходимостью поправить здоровье. Никого такое объяснение не обмануло, но Гуюк и не ожидал, что поверят. У Батыя тоже нашлось объяснение: он поспешил проведать свои владения в Сары-Аке, которые давно не видел. Тоже вполне подходящее объяснение, ведь после завоевания Батый не бывал в этой части Дешт-и-Кипчака. Это означало, что он пройдет почти до Балхаша, собрав по пути всадников Сары-Аки.

И этого ожидал Гуюк. Такой поворот дела был удобен обоим, если Батый все же решит принести Великому хану клятву верности, что должен был сделать давным-давно, то лучшего места не найти, потому как хозяин Дешт-и-Кипчака в Каракорум со дня смерти их великого деда не ездил. Даже когда бывал на курултаях, сторонился столицы. А если не станет клясться? Тогда за Великим ханом право наказать строптивого нарушителя обычаев! Получалось, что он даже пошел навстречу Батыю и сам явился к нему поближе, оказавшись так близко перед силой, приведенной Гуюком, Батый должен сделать выбор: либо подчиниться и признать силу Великого хана, либо выступить против него, а значит, поставить себя против всех остальных монголов.

Сначала Гуюку донесли, что Батый просто вышел с туменом из своего Сарая и движется по степи. У Великого хана появилась надежда, что строптивый сородич решил подчиниться, но совсем не желает, чтобы Гуюк лично прибыл к нему, это опасно. Но когда Великий хан со своим войском перешел Джунгарским проходом, выяснилось, что Батый вовсе не собирается подчиняться, потому что сила, приведенная им, ничуть не меньше той, что спускалась с гор Тарбагатая. Мало того, Батый не остановился в своих землях, он прошел Сары-Ака и теперь находился в улусе Чагатая на запад от Балхаша. Гуюк сразу оценил хитрость противника, теперь, как бы ни пошел сам Гуюк, Батый всегда имел возможность его либо догнать, либо встретить в лоб.

Поэтому тумены Великого хана, спустившись с гор, встали якобы на отдых. Хану было нужно время на раздумье.

В поход не пошла его старшая жена Огуль-Гаймиш, объясняя это тем, что нельзя оставлять Каракорум без присмотра. Рассуждение показалось верным, слишком мало доверял он окружающим, а тем более родственникам, чтобы беззаботно полагаться на их приверженность. Да и сама Огуль-Гаймиш не слишком была нужна Гуюку, без нее находилось кому скрасить ночи Великого хана. Он даже посмеялся, когда жена подарила ему двух очаровательных наложниц, объяснив тем, что не желает, чтобы подле мужа были чужие.