Хроники Черного Отряда. Книги юга. Игра Теней. Стальные сны. Серебряный клин - Глен Кук

– По условиям контракта. Отправляйся к брату. Поговори с ним. Пересмотри планы. Сосредоточься на враге сегодняшнем. Хозяева Теней могут уйти, жрецы никуда не денутся. Конечно, если ты не захочешь разделаться с ними любой ценой – даже ценой капитуляции перед Хозяевами Теней.

– Вот бы обвинить хоть одного из верховных жрецов в измене… Ладно, я понимаю. Хозяева Теней показали, что знают, как надо поступать со священниками. Но, кроме меня, этого никто не заметил. Когда наберешься смелости, выясни, что произошло. Если люди из Черного Отряда погибли, нам придется действовать быстро. Этот треклятый Лебедь поехал за ними следом?

– Ты сама его послала.

– И что, всякий мой приказ будет беспрекословно выполняться? Иногда я говорю такие глупости… Прекрати ухмыляться!

Копченому это не удалось.

– Пни еще раз книги.

Разгневанная, Радиша вышла из комнаты.

Копченый со вздохом вернулся к чтению. Автор книги с любовью, пространно описывал сажание на кол, сдирание кожи и прочие пытки, с которыми довелось познакомиться несчастному поколению, что жило во времена Вольных Отрядов Хатовара, пришедших из таинственной страны, которая их породила.

В этой комнате хранились книги, конфискованные у горожан, чтобы не попали в руки Черного Отряда. Однако Копченый сомневался, что сможет долго держать их в секрете. Надеялся лишь выиграть время и предотвратить повторение давних кровопролитий.

Но больше всего он надеялся на то, что Отряд изменился. Что не просто нацепил безобидную маску. Что на самом деле забыл свое мрачное прошлое, а поиски корней – скорее неосознанное инстинктивное побуждение, нежели осмысленное движение к цели, как было с другими, уже вернувшимися раньше в Хатовар Отрядами.

Где-то в дальнем уголке разума постоянно шевелилось, не давая покоя, искушение последовать собственному совету, привести Капитана в эту комнату – и пусть он роется в книгах. Просто хотелось посмотреть, как он воспримет истину.

Мы достигли Таглиоса через день, на рассвете. Все до предела вымотались, причем Лебедь с приятелями чувствовали себя еще хуже остальных. Их простые, не чета нашим, лошадки были совсем загнаны. Я спросил Лебедя:

– Думаешь, Прабриндра бесит моя непунктуальность?

В Лебеде еще осталось немного перцу.

– А что он может? Клопов тебе за шиворот насыпать? Проглотит и не поморщится. Ты не его, ты Бабы бойся. Эта может устроить неприятности. И мозги у нее не всегда в порядке.

– Жрецы, – сказал Нож.

– Ага. И жрецов берегитесь. С того самого дня, как вы прибыли, вся эта каша заваривается для них. Они пока ничего не могут противопоставить, но думать об этом – думают, хоть на собственную задницу закладывайся. Как найдут возможность, так и начнут путаться под ногами.

– А почему Нож их так не любит?

– Не знаю. И знать не желаю. Однако я тут довольно долго, и так полагаю, он прав. Утопить бы хоть половину этой сволочи – мир стал бы лучше.

Что делало наше положение просто невообразимым с военной точки зрения, так это полное отсутствие оборонительных сооружений. Таглиос раскинулся по своим землям слишком уж вольготно, а фортификаций не было и в помине.

Народ с вековой историей пацифизма… И враг с обученными армиями, поддерживаемыми мощной магией. А у меня месяц на раздумья, как помочь первому одолеть второго.

Нет, невозможно. Немыслимо. Когда вода в реке спадет настолько, что неприятелю удастся переправа, выйдет просто-напросто бойня.

– Так ты уже решил, как поступить? – спросил Лебедь.

– Ага. Хотя Прабриндра мое решение не понравится.

Ответ его удивил, но я не стал ничего объяснять. Пусть понервничает.

Отведя своих в казармы, я велел Лебедю пойти и объявить о нашем возвращении. Не успели мы слезть с седел, как вокруг собралась половина Отряда. Все ждали, что мы скажем.

– Кажется, Гоблин что-то задумал, – произнес Мурген.

Нашего маленького колдуна что-то угнетало, всю дорогу домой он был мрачнее тучи. Теперь же Гоблин ухмылялся, копаясь в своих сумах.

Ко мне подошел Могаба:

– Мы немало сделали в ваше отсутствие, Капитан. Я доложу подробно, когда вы будете готовы выслушать.

Своего вопроса он так и не задал. Но я не счел нужным тянуть с ответом.

– Пробраться тайком не сможем, нас обложили. Надо либо принимать бой, либо поворачивать назад.

– То есть выбора нет?

– Пожалуй, с самого начала не было. Но следовало в этом убедиться.

Он понимающе кивнул.

Прежде чем заняться делами, я осмотрел раненых. Госпожа оправилась быстро, хотя синяки ее не украшали. Странно я себя чувствовал, осматривая ее. Она почти не разговаривала со мной с той ночи, когда мы мокли под дождем. Снова ушла в затяжные раздумья.

Могаба многое поведал мне о спорах с религиозными лидерами Таглиоса и поделился соображениями насчет того, как привести армию хотя бы в минимальный порядок. Ничего заслуживающего неодобрения я в его докладе не нашел.

– И еще одно, – сказал он. – Жрец по имени Джахамарадж Джа – второе лицо в культе Шадара. У него есть дочь, и она, похоже, умирает. Это шанс обзавестись другом.

– Или нажить злейшего врага.

Нельзя недооценивать человеческую неблагодарность.

– Одноглазый осмотрел ее.

Я взглянул на нашего ведуна-недомерка.

– По-моему, аппендикс шалит, – пояснил он. – Далеко пока что не зашло, но ведь здешние шуты ни бельмеса не смыслят. Пытались демонов из нее изгонять.

– Я уже много лет никого не вскрывал. Когда должно быть прободение?

– Самое раннее – завтра, если только ничего не случится. Боль я как мог унял.

– Буду возвращаться из дворца, погляжу. Сделай мне карту… Нет, лучше езжай со мной. Можешь пригодиться.

Мы с Могабой оделись для визита во дворец. Госпожа должна была сделать так же.

Лебедь, еще даже не умывшийся с дороги, пришел, чтобы сопроводить нас к князю. Мне же не хотелось ничего на свете – упасть бы да заснуть мертвым сном. Я вовсе не был расположен к политическим игрищам. Однако поехал.

Народ Трого Таглиоса как-то прознал, что близок момент принятия решения. Едва ли не все вышли на улицы, чтобы поглядеть на нас. И они хранили неестественное молчание, отчего мне сделалось не по себе.

В глазах, устремленных на нас, ясно читался ужас, но была и надежда. Все понимали, сколь велик риск. Может, даже сознавали, как малы шансы. Жаль только, им было невдомек, что поле боя – не борцовский ринг.

Во всеобщей тишине заплакал ребенок. Я вздрогнул и попытался себя убедить, что это не знамение. А когда мы подъезжали к Трого, из толпы выступил старик, вложил что-то мне в руку и с поклоном отошел назад.