В стране райской птицы. Амок - Янка Мавр

Да и было от чего. Третья часть тела змеи поднималась вверх прямо и неподвижно, как палка, и вместе с тем быстро двигалась вперед. Это необычное «неподвижное движение», этот жуткий змеиный взгляд, змеиное жало (язык) да грозная «шляпа» могли испугать любого храброго и вооруженного человека, тем более что стрелять в такую малую цель было рискованно.

Однако Нонг выстрелил и зацепил край шляпы. Кобра немного отшатнулась, зашипела и, видно, приготовилась прыгнуть, но вслед за Нонгом выстрелил Пип, и голова змеи медленно опустилась к земле. Кобра начала извиваться, бить хвостом, и лишь удар по голове успокоил ее.

— Вот гадина! — сказал Пип, сняв шлем и вытирая лоб. — Чуть не загипнотизировала меня, как ту птичку!

— О, туан, это и есть самая опасная змея! Хуже всех больших боа. Вылечиться от ее укуса невозможно.

— Нужно будет снять с нее шкуру. Возьми ее с собой.

Нонг повесил змею себе на шею, и они пошли дальше. Если вспомнить, что Нонг нес еще и убитую обезьяну, то придется признать, что дальнейшая ходьба была для него не очень приятной. Тем более что отошли они уже от своей стоянки километров на десять.

— Не думает ли туан до дождя вернуться назад? — дипломатично спросил юноша.

Пип взглянул на небо, потом на свои часы: было одиннадцать часов утра.

— Успеем еще, — сказал он. — Кажется, и сегодня дождяне будет. Дойдем вон до тех больших деревьев, отдохнем, и назад. Может, встретим еще что-нибудь интересное.

Охота в девственном лесу на необыкновенных зверей так понравилась Пипу, что он даже не чувствовал усталости (тем более что тяжесть нес другой). Какие интересные впечатления! С одной стороны, все так, как пишут в книгах, а с другой — совершенно иное!

Прошли еще километра два и остановились на берегу маленькой неглубокой речушки. Сухая земля здесь поросла редким высоким лесом. А на противоположном болотистом берегу раскинулись заросли бамбука и кустарника. Охотники с удовольствием улеглись на траву. Даже огня не разводили, а подкрепились консервами.

С полчаса отдыхали молча эти чужие друг другу люди. Правда, в необычной обстановке Пип совершенно забыл, что рядом с ним лежит темнокожий человек низшей породы. Он даже полюбил Нонга как хорошего слугу, но совершенно не интересовался им как человеком. А Нонг тоже приспособился к Пипу, увидев, что этот белый — добродушный, невредный, только немного странный. И когда Нонг вспоминал теперь все обиды и несчастья, причиненные ему белыми господами, когда в нем пробуждалась острая ненависть к чужеземцам, эта ненависть не имела отношения к Пипу.

Пип действительно был человек невредный, быть может, потому, что держался в стороне от жизни. Отец его был богатый, но скупой торговец сельдями, теми самыми голландскими сельдями, которые известны всему миру. Для единственного сына он желал одного, чтобы тот стал таким же торговцем сельдью, как и его отец. Он дал сыну только среднее образование, а потом заставлял и его заниматься бочками и рыбаками. А именно рыбаки, море, корабли и пробудили в молодом Пипе тот жгучий интерес к далеким странам и приключениям, о которых он слышал от моряков.

Чем больше отец привязывал Пипа к селедкам, тем больше стремился сын подальше от дома. Ночами, прячась от отца, он читал книги о диковинных странах, о путешествиях, об охоте и приключениях, и это стремление сохранялось в нем до самой смерти отца.

Когда же Пип получил наследство, он увидел, что ему нет никакой надобности продолжать торговлю. Денег оказалось столько, что на одни проценты можно жить весь век без хлопот! Ликвидировав предприятие, он положил деньги в банк и почувствовал себя вольной птицей. А вскоре после этого приехал на Яву.

Конечно, знакомые удивлялись такому легкомыслию, не понимая, как можно добровольно отказываться от дальнейшего роста богатства. Некоторые даже считали Пипа глуповатым. И действительно, с голландской точки зрения он был непрактичным, неловким фантазером. Но как человек Пип был и оставался добрым и умным.

А если бы мы захотели охарактеризовать Пипа с нашей точки зрения, то могли бы сказать, что он относился к категории людей, о которых принято говорить — ни рыба ни мясо. Он оторвался от торговцев, но не пристал ни к какой другой категории. Сознательно не делал ничего плохого бедным, простым людям, часто даже помогал им, а вместе с тем ни разу не задумывался о причинах их бедственного положения. Проще говоря, Пип как бы плавал по поверхности жизни.

Охотники успели задремать, как вдруг на другом берегу затрещали кусты, и среди них показался пробирающийся к воде носорог.

— Бадак! — прошептал Нонг, и оба схватились за винтовки.

Беспокоиться им было нечего, зверь не мог причинить вреда. Берег, на котором оба лежали, был суше и выше противоположного. И все же Пип задрожал от волнующего нетерпения. А носорог, опустив голову и ничего не видя, продолжал продвигаться к воде.

Пип не выдержал, выстрелил, плохо прицелившись. Шкура носорога настолько толста, что пуля не всегда может пробить ее, особенно если попадет наискосок. Поэтому опытные охотники стараются бить носорога в пах. Целиться же в покатый лоб зверя вообще бесполезно, так как пуля лишь скользнет по нему и унесется прочь. У Пипа именно так и получилось.

Не успел он выстрелить еще раз, как носорог поднял голову, заревел и бросился прямо на людей. Одним махом перескочив через неглубокий ручеек, зверь оказался прямо перед охотниками. Все это произошло с такой быстротой, что они едва успели вскочить на ноги. Не думая об обороне, не помня себя от страха, оба помчались в лес, слыша позади приближающийся топот носорога. Пип и винтовку не успел захватить, а Нонг выронил свою, когда она зацепилась за сук.

Через десяток шагов охотники поняли, что убежать от зверя не удастся. Нонг еще смог бы, но у Пипа уже не хватало сил. И когда носорог буквально навис над его плечами, голландец инстинктивно шарахнулся за ствол толстого дерева.

Носорог, с разгону пробежав мимо, помчался за Нонгом. Но и юноша поступил по примеру своего хозяина, тоже вильнул за дерево. Зверь тотчас повернул назад и опять увидел Пипа.

Началось преследование, которое могло бы показаться смешным, если бы не было столь опасным. Носорог очутился между двумя деревьями, за каждым из которых прятался его враг. Он начал бросаться то к одному, то к другому, а охотники едва-едва успевали прятаться от разъяренного, но страшно неуклюжего животного.

Сил у людей для такой «игры» со смертью надолго хватить не могло, но, к счастью, и носорог вскоре так устал, что вынужден был остановиться. Все еще налитыми кровью глазами он поглядывал то в одну, то в другую сторону. От него валил пар, и дышал он громко и бурно, как кузнечный мех.

Понемногу начали успокаиваться и наши незадачливые охотники. Непосредственная опасность миновала, пока носорог не мог ничего с ними сделать, и к Пипу вернулся юмор.