Северная роза - Елена Арсеньева

Но он не шевельнулся, и она могла без помех разглядывать его долгое тело, и юношески гладкую грудь, и спутанные светлые волосы, и его лицо – горбоносое, с нахмуренными бровями и приоткрытым сонным ртом, который… который Троянде вдруг так захотелось поцеловать снова.

Она ужаснулась, что этот человек незнаком ей, что она ничего не помнит; все тело ее болело, кости ломило, а сердце пело от счастья! Было нечто особенное, как благословение свыше в том, что она из страшной смерти выплыла в самое бурное, буйное, жизнетворящее проявление жизни. Вот только если бы удалось вспомнить, как она сюда попала?.. Конечно, проснувшись, незнакомец ей все объяснит, однако Троянда почему-то испытывала страх перед его пробуждением. А вдруг, проснувшись, он выгонит ее? Вдруг минувшая ночь – для него самое обычное дело и ему не составит труда найти другую женщину?

Печально вздохнув, она огляделась еще раз и вдруг увидела посреди каюты чан. О, да ведь она вчера уже купалась в нем, потом уснула в тепле… для того чтобы проснуться сплетенной с незнакомым мужским телом.

Троянда соскользнула с диванчика, невесомо пробежала по полу и неслышно, стараясь не булькнуть, погрузилась в остывшую воду. Она так старалась не вскрикнуть от холодного прикосновения, что перестала дышать, а потому, спешно обмывшись, выбралась из чана и принялась вытираться куском ткани, брошенным тут же. Троянда возилась долго – и слава богу, потому что, когда вдруг открылась дверь, ее голое тело было хоть кое-как, но прикрыто обрывком ткани.

* * *

Остолбенели все, но Троянда очнулась быстрее, чем вновь пришедшие успели разглядеть, сколь же маленьким лоскутком она прикрыта. Взвизгнув, девушка одним прыжком очутилась за занавеской и дикими глазами огляделась, ища, во что одеться. Там стоял сундук; она рванула крышку, не заботясь, можно или нельзя, думая лишь о том, чтобы не оставаться голой в обществе троих мужчин. Ее отвратительная тюремная рубаха так и валялась где-то на полу, сырая, испачканная песком, и сейчас Троянда пожалела о ней: сошло бы любое рубище, она на всякую одежду согласилась бы! Однако у нее достало сил изумиться, когда на самом верху вещей, сложенных в сундуке, засверкал, зашелестел мягкий шелк, мелькнуло белое кружево.

Женский наряд, да какой… Впрочем, восторгаться времени не было. Троянда в считаные мгновения натянула белую тонкую рубашку, застегнула черный бархатный корсаж, повязала поверх голубой с алыми розами юбки кружевной широкий пояс и принялась большим гребнем (отыскался тут же, будто нарочно ее ждал!) раздирать спутанные волосы, мрачно прислушиваясь к голосам, доносившимся из-за занавески.

Молчание, надо сказать, царило довольно долго, как если бы пришедшие не только остолбенели, но и онемели. Потом оказалось, что это не так: вздрагивающий юношеский голос пробормотал:

– Наваждение бесовское! – И Троянда сделала для себя два открытия: во-первых, незнакомец говорил по-русски, а во-вторых, этот же самый голос она уже слышала вчера, только принимала его за голос моря. Теперь же она отчетливо вспомнила, что этот человек все время нудил и был чем-то недоволен. Троянда отыскала в памяти даже имя – Прокопий. Точно, его называл Прокопием обладатель густого, уютного баса. Его звали, кажется, Васяткою, хотя имя сие больше пристало бы дитяти. А вот и Васятка подал голос – значит, и он здесь.

– Эта самая, что ль? – нерешительно пробасил второй пришедший, а потом захохотал, словно молотом начал бить по наковальне: – Я ж тебе говорил, что Гриня своего не упустит!

– Помолчи! – огрызнулся Прокопий и высоким, встревоженным полудетским голосом позвал: – Гриня! Гри-инь! Да проснись же! Ты живой аль нет?

– Умолкни, Васятка, – раздался третий голос – невнятный, сонный, при звуке которого у Троянды сердце забилось с перебоями. – От твоего басищи голову ломит.

– Да ты похмелись, Гриня, – посоветовал Васятка, существенно утишив свои громовые раскаты. – Все и пройдет. Как говорится, от чего заболел, тем и лечись.

– Да я и не пил вчера, с чего ты взял? – буркнул тот, кого называли Гриней, а потом Троянда услышала шлепанье босых ног по полу, громкий всплеск воды и жизнерадостное проклятье, из чего заключила, что ее неведомый любовник плюхнулся в чан и обнаружил, что вода в нем почти ледяная.

Впрочем, отчего же он столь неведомый? Теперь Троянда кое-что о нем знала. Например, что его зовут Гриня, Григорий, и что он не был пьян, когда занимался с ней любовью…

Она так глубоко задумалась, хорошо это или плохо, что вздрогнула, когда после нового всплеска – очевидно, Григорий выбрался из чана, – раздалось восклицание:

– Да где ж она?

– Кто? – спросил после паузы Васятка с таким тонким ехидством в своем толстом голосе, что Троянда невольно усмехнулась.

– Да она… русалка! – пробормотал Григорий. До Троянды долетел шорох одежды, потом шаги – и занавеска, за которой она скрывалась, отлетела в сторону.

Напротив нее стояли трое мужчин, однако двоих – худого, малорослого юношу и широкоплечего здоровяка – она едва заметила, во все глаза уставившись на третьего: со спутанными светлыми волосами, хмурыми бровями и горбатым носом. Рослый, статный красавец, он был уже одет, держался грозно и сурово. Одни только глаза у него были разбойничьи – они-то и выдавали его, эти голубые глаза!

При виде Троянды он широко восторженно улыбнулся и воскликнул:

– Да ты наяву еще краше, чем во сне! А почему ты одета? На тебе же вчера ничегошеньки не было! И где ты взяла это платье?

– В сундуке, – робким кивком указала Троянда, страшно смущаясь недовольства в его взгляде: все-таки она надела чужие вещи без спроса. А может быть, дело в том, что он предпочел бы видеть ее раздетой?.. Она не успела прочесть в его глазах ответ на свой безмолвный вопрос: вперед сунулся юноша, и стоило Троянде услышать его, как она поняла: это и есть Прокопий, и физиономия у него столь же противная, как и голос. Надо думать, и натура такова же!

– В сундуке-е? – не то протянул, не то провыл Прокопий с непередаваемо озабоченным выражением. – Откуда ж в твоем сундуке бабья справа?

– Да так, купил! – дернул плечом Григорий, пятерней расчесывая свои буйные кудри, и у Троянды вновь замерло сердце, когда она увидела, как светлые пряди обвиваются меж его длинных пальцев.

– Ку-упи-ил? – вновь взвыл Прокопий. – На что тебе? Аль на маскарад собрался рядиться?

Что-то бухнуло в углу. Троянда поглядела на рыжеволосого курносого великана с яркими детскими глазами и не сразу поняла, что он так смеется. Ага, это и есть Васятка. Ну что ж, по голосу и стать, по стати и голос.

– Какой маскарад? – удивился Григорий. – Купил… для нашей Дуняшки.

– Да ты спятил? – ахнул Прокопий. – Чтоб моя сестра… этот бесовский наряд… ты в уме?

– А что такого? – пожал плечами Григорий. – Ну, купил, хотел для забавы подарить.

– Теперь уж не подаришь! – с явным сожалением проговорил Васятка, и Григорий круто выгнул бровь: