Нерушимый-5 - Денис Ратманов

полной от Саныча за свой вчерашний прогул.

Итак, сегодня девятое. Игра шестнадцатого. Шесть дней, чтобы не привести себя в форму — более менее размяться и избавиться от крепатуры.

Автобусов опять не было, и я поехал на такси.

Вот он, знакомый дом. Знакомый двор. Словно только вчера я тут был. По лестнице я взбежал на этаж, где жили ветераны «Титана», вдавил кнопку звонка. За дверью завозились.

— Мотать мой лысый череп, кого я вижу! — донесся голос Гребко. — Саныч, ты посмотри, кто явился! Свистать всех наверх!

Дверь распахнулась. На пороге появился довольный Димидко, за его спиной маячили остальные, и каждый тянулся пожать мою руку. Саныч затащил меня в квартиру.

— Давай, заходи, Нерушимый! Фу, ну и провонял! Ты там не закурил?

— Нет, но нанюхался…

— Андрюха, — обернулся Саныч к Матвеичу. — Зови сюда пацанов! Неруш из первых уст расскажет, как страну спасал и что за фигня вообще творится.

Я осмотрелся. Как же хорошо! Наконец-то я дома!

Через пару минут спустились Погосян, который сразу сграбастал меня в медвежьи объятия, Микроб, Клык и переехавший к ним защитник Думченко. Мы с ним не успели сдружиться, белорусы до сих пор держались особняком.

— Нерушимый, мать твою! — ревел Погосян во всю глотку своей щедрой южной души. — Ты с нами! Ну наконец-то!

— Я знал, что так и будет. — пожал мою руку Микроб. — Мы все рады.

Клык тоже пожал руку, но — молча, лишь кивнул. Думченко похлопал по спине.

— Сан Саныч, — сияя всеми частями тела, воскликнул Погосян, — даешь праздник в честь свободы Нерушимого! С шампанским и стриптизершей в торте!

Димидко махнул рукой:

— В честь такого события — даю! Со стриптизершей, но без шампанского. Сухой закон!

— Да будь ты человеком! Какой такой закон, когда друга освободили!

— Мы ж немного, — поддержал его Микроб. — Чисто символически!

— Одну бутылку, — пошел на уступки тренер.

Погосян принялся торговаться:

— Ну как так — одну? И накапать не хватит, нас двадцать человек, даешь три!

— Хрен с вами — три! — согласился Димидко и воздел перст. — Но чтобы не больше!

— До семи управимся? — спросил я. — Лиза волнуется. Хочу с ней встретиться.

— Ну вот, начинается, — проворчал Погосян с нотой зависти в голосе. — Как появляется баба, так пацан больше не мужик, друзья по боку.

Микроб покосился на него с неодобрением:

— Кто бы говорил! Ты, поласкун, первым делом к женщине побежал бы потребности удовлетворять.

Меня усадили на диван в гостиной, и я рассказал то, что было можно; про телепатию Семерки и то, что сбежал, загипнотизировав вертухаев — ни-ни.

— Шуйский… кто бы мог подумать, — протянул Саныч, когда я закончил. — А Лев Витаутович вернется?

Я пожал плечами.

— Не знаю, ему, говорят, сильно досталось, и связи с ним пока нет.

— Так выходит, — заключил Матвеич, — что если бы ты не сбежал, заговор не вскрылся бы?

— Может да, может нет. — Я указал на часы: — Начало девятого. На треню пора! Если прям щаз не пойдем, ноги сами меня к мячу понесут. Вещи мои вы ж забрали из той квартиры?

— Конечно! — ответил Микроб и метнулся к шкафу, открыл дверцу, демонстрируя бумажные пакеты. — И машину твою сюда на парковку отогнали.

— Вот спасибо! Я вам должен сто отбитых мячей!

Я переоделся, и мы всей толпой, как в старые добрые времена, отправились на стадион.

Мир снова меня ждал и лукаво подмигивал, обещая интересное и приятное. Лиза тоже ждала, и мяч, и грядущая игра, и тысячи фанатов. А еще ждали следователи КГБ и БР — чую, потаскают по инстанциям, дали бы поиграть спокойно!

Я старался об этом не думать, как и старался не замечать милицейскую машину, медленно катящуюся за нами. Служба охраны свидетелей, мать их!

Шагал и вдыхал свежий прохладный воздух, смотрел на панельные многоэтажки и не мог насмотреться. Свобода — вот что главное!

Глава 20. Мы справимся!

Я-Звягинцев старался не задумываться о том, что такое счастье — чтобы не впадать в меланхолию. По сути он-я был счастлив всего несколько лет, когда познакомился с Аленой, и то это счастье было половинчатым — разве оно может быть абсолютным у нереализованного человека, когда большую часть жизни приходилось сжигать в топках нелюбимых работ?

Это женщинам проще, для них все еще в силе программа удачно выйти замуж и реализоваться как жена и мать, и то многие ею уже не удовлетворяются. Для мужчины главное — найти свое место, дело, которое приносит радость и возможность прокормить семью. У Звягинцева этого не было. А детство и юность, омраченные нуждой, когда мать вынуждена была продать бабушкино золотое кольцо, чтобы купить мне бутсы и новую куртку, можно не считать.

Я-Нерушимый в данный момент счастлив, и счастье это абсолютно.

Я свободен. Вдыхаю свежий воздух полной грудью. Тело горит после разминки, я ощущаю каждый удар сердца, толкающего кровь по артериям, чувствую, как напряжены мышцы, истосковавшиеся по нагрузке. Я стою в воротах, а напротив выстроились наши, готовые бить по мячу один за другим. Я сосредоточен, мной овладел азарт. Давайте, ну! Как бы вы ни старались, спорим, половину мячей я отобью?

Димидко стоит над выводком мячей. Рядом суетится фотограф Олег.

Погосян берет разбег — пас от Димидко — удар! Мяч по немыслимой траектории летит в правый угол — прыжок — оттолкнуть пятнистого кончиками пальцев…

Удар был такой силы, что мои пальцы чуть в другую сторону не вывернуло. Отвык. Но мяч я отбил, он взлетел вверх и покатился по сетке с обратной стороны ворот.

Разминая пальцы, я снова встал в ворота. Осторожнее надо быть.

Берет разбег Рябов, наш «столб». Хочет обмануть: обозначить удав влево, но пнуть вправо и вниз. Я подыграл, тоже двинулся влево, но без труда отбил мяч ногой.

Эх, хорошо! Парни, давайте еще! Майн херц бреннт!

Димидко показал мне «класс».

Очередь Микроба. Под комментарии Погосяна он разгоняется, бьет наугад, как получится. Опасный момент! Не зная, куда полетит мяч, я растопырился звездочкой и поймал его в нескольких сантиметрах от головы, бросил Димидко.

— Ну вот, а говоришь — форму потерял, — с удовлетворением сказал тренер.

На двадцатом ударе у меня заболели пальцы, на сороковом начали ныть