Три мудреца в одном тазу - Александр Рудазов

- Туда, куда приведут вас духи.

- А куда они нас приведут?

- Лукенкуи гневается! - яростно воскликнул шаман, выхватив из-под набедренной повязки крохотного деревянного идола. Божок Бунтабу оказался довольно страхолюдным созданием, похожим на помесь дракона и кентавра. - Дайте хороший подарок, а то духи ополчатся на вас!

- Так все-таки духи или Лукенкуи?

- И духи, и Лукенкуи, а самое главное - мои воины, - добродушно улыбнулся вождь Серванго. - Я приглашаю вас на большую предпраздничную трапезу с похлебкой, и отказа не приемлю.

- Отказывать вождю - табу, плохо! - нахмурился шаман. - Что бы ни захотел вождь, все должны выполнять его желания!

- Пратгуста, сделай милость, узнай, готова ли уже праздничная похлебка, - попросил Серванго.

- Да пошел ты… - вяло огрызнулся Пратгуста, даже не шевельнувшись. - Духи говорят, что еще не готова.

- А после похлебки мы можем уйти? - все сильнее беспокоился Чертанов.

- Духи говорят…

- Да, можете, - кивнул вождь.

Чернокожий толстяк легко поднялся на ноги, как будто и не весил вдвое больше нормы, обнял шамана за талию и одним быстрым броском выкинул его на улицу. Потом он схватил Сергея и проделал с ним то же самое. Колобковы и телохранители поспешили убраться сами.

- У вождя сегодня доброе настроение, - объяснил Пратгуста, разыскивая в зарослях сумаха отлетевшую маску. - Он лично вынес гостей из своего дома - это большой почет!

- У меня уже голова болит от этого почета… - простонал Чертанов. Он ударился лбом о столб.

День Превращения - большой праздник, и отмечать его начинали уже накануне. Почти все племя собралось на большой площади, вокруг огромного каменного котла, врытого в землю. Под ним располагалась обширная полость, заполненная раскаленными углями. Время от времени женщины кидали в наклонные вентиляционные канавки новые порции топлива.

В котле варилось коронное блюдо племени Бунтабу - Большая Похлебка. Щедро заправленная саговой мукой, сдобренная листьями огненного лука и двумя видами масла - кокосовым и из семян масличной пальмы. Эта похлебка имела нечто общее с «двойной ухой» - ее готовили из мяса пресноводной барракуды и свинины. Причем если рыбу просто измельчали и бросали в общий котел, то ломти свинины клали в мешочки из свиной кожи, привязывали к тонкой леске из свиных же жил, и в таком виде опускали в суп. Владелец каждого мешочка зорко стерег свою леску. Будучи приготовленным, мясо извлекалось и елось отдельно.

- Вроде ничего так пахнет, - принюхался Колобков. - Светочка, прелесть моя, ты фотографируешь?

- Конечно! - даже обиделась Светлана. Она уже успела нащелкать уйму слайдов. Единственное, что ее огорчало - не удалось снять Большого Шумузи. Как-то момента не представилось.

- Петр Иваныч, надо уходить! - тоскливо напомнил Чертанов.

- Серега, что ты все время ноешь, как бабка старая? - поморщился шеф. - Дотемна еще часов восемь - пожрем папуасских харчей, да пойдем спокойно. Лучше узнай-ка, где у них здесь тубзик.

Сергей злобно скрипнул зубами, но все-таки пошел исполнять приказ. Гена и Валера проводили его свинцовыми взглядами и переглянулись, обмениваясь мыслями. Они настолько сработались, что уже не нуждались в словах, чтобы понимать друг друга. Сейчас их обоих мучила простая дилемма - противоречие между волей начальства и его же безопасностью. Здесь опасно, но шеф не желает отсюда уходить. Как поступить? Повиноваться, или все-таки схватить отца и дочь Колобковых в охапку и спасти насильно?

Судьба Чертанова их не интересовала.

Света изучала искусство здешних резчиков по дереву - огромный идол Лукенкуи, потемневший от времени, и толстенный столб, покрытый узорной резьбой. Этот столб служил в поселке вместо календаря - ровно сто пять глубоких зарубок (пять ахта-ко - сезон) и напротив каждой какая-нибудь картинка. Одна из зарубок замазана красной охрой - сегодняшний день. Когда тепорий погаснет, шаман сотрет эту пометку и поставит новую, чуть ниже - наступил новый день.

Зарубка завтрашнего дня обозначалась символическим изображением свиньи.

К Петру Ивановичу подсела весьма миловидная женщина-мбумбу и широко улыбнулась. Тот привычно отшатнулся, но у этой особы зубы оказались не вычернены, а плешивая макушка скрывалась под высокой шерстяной шапкой. Колобков обрадовался столь симпатичной папуаске и улыбнулся в ответ. Та пододвинулась поближе и что-то быстро залопотала. Голосок у нее оказался очень нежный и приятный.

- Гы-гы, - смущенно покосился на дочь Колобков. Но та колупала пальцем роспись на идоле и ни на что не обращала внимания.

Туземка придвинулась еще ближе и начала бесцеремонно ощупывать и поглаживать русского бизнесмена. Тот нервно хихикал, не зная, как к этому относиться. В принципе, возражений у него не было, но не при людях же! Тем более, при дочери.

- Серега, чего она от меня хочет? - воззвал к вернувшемуся сисадмину Колобков.

- Говорит, что вы очень мягкий и нежный, - меланхолично перевел Чертанов. - Вы ей понравились, Петр Иваныч. А я - нет, я худой и костлявый.

- Ну, ты это… ты ей скажи, что мне нельзя, я женатый…

- Вы ей не в этом смысле нравитесь.

- А в каком? - озадачился шеф.

- Она в этом поселке главная повариха, вот в каком.

- Ёшкин кот!!! - возмущенно отпихнул от себя женщину Колобков. - Вали отсюда, людоедка!

Повариха ничуть не обиделась. Наоборот - у нее еще больше разгорелись глаза. Мбумбу считали, что вкус живого существа напрямую зависит от его характера - чем темпераментнее и агрессивнее животное (или человек), тем лучше оно будет смотреться в горшке с супом. Поэтому и свиней они выращивали злобных и драчливых.

- Серега, так где тубзик? - напомнил о своей проблеме Петр Иванович. - Узнал?

- Узнал. Выйдете за ворота, пройдете в лес по направлению к дереву с расщепленным стволом, дойдете до огромной ямы со ступеньками - вот там и делайте свое черное дело.

- Серега, это что - юмор такой? Хочешь сказать, эти папуасы каждый раз бегают куда-то в джунгли?

- Петр Иваныч, а что им делать-то? У них нечистоты - табу, нельзя даже просто подходить близко. А если дотронешься нечаянно - все, ты чумбуи-леки, никто тебе больше руки не подаст. Помните, почему они предыдущую деревню покинули? Потому что Большой Шумузи ее… грм… опустил!

- Вот тупорылые… Ладно уж, сбегаю, а то в пузе кавардак… Валера, со мной. Гена, охраняешь Светку.

- Будет исполнено, шеф, - хором пробасили телохранители.

Похлебка постепенно начинала бурлить. Рассевшиеся вокруг мбумбу, держащие лески с мясом, возбужденно заулюлюкали, глядя на бледно-желтую жижу. Приближалось то, что составляет сакральный смысл любого праздника - еда. Все с жадностью смотрели на готовящееся в котле первое блюдо, но с еще большей жадностью - на второе, пока еще ходящее на ногах и говорящее.