Чаровница - Кристина Брук

– Только скажи, что ты этого хочешь, и твое желание будет немедленно исполнено, – прошептал он ей на ухо.

Сесили нахмурилась. Смысл его слов для нее был не совсем понятен. Она не знала, чего хочет; видимо, ему это было известно лучше, чем ей. Ей стало досадно за свое незнание, осторожность и гордость предупреждали об опасности, но пробудившееся желание и любопытство взяли верх.

– Хочу, – прошептала она, стискивая пальцы на его плечах. – Покажи мне.

В тот же миг его рука скользнула еще чуть выше, к ее сокровенному месту. Его хриплое дыхание стало еще более хриплым, и она поняла, что это только начало.

Но тут же наступило невыразимое, несказанное блаженство. Он касался ее – там! Касался удивительно нежно. Но от этих почти неосязаемых прикосновений ее била дрожь наслаждения. Вот она, интимная близость! Теперь ясно, что это такое!

Он наклонил голову вперед, и его лоб коснулся ее лба. Его горячее дыхание – от него приятно пахло вином – коснулось ее полуоткрытых губ.

Глаза у него были закрыты, а выражение лица сосредоточенное, напряженное, он как будто изучал, запоминал контуры ее сокровенного места. Вдруг он затронул нечто такое, отчего у Сесили перехватило дыхание. Его пальцы двигались по кругу, поглаживая и лаская что-то между ее ног. По телу Сесили начал волнами струиться странный, непонятный жар.

А затем жар сосредоточился в самом низу живота, там, где лежала его рука. Внутри нее все стянулось, напряглось, что-то пульсировало, билось, желая высвободиться, и оно освободилось в неудержимом сладострастном стоне. Тут же Рэнд впился в ее рот, заглушал и вместе с тем словно пил, как самый драгоценный напиток, ее сладострастные крики, которые нарастали, усиливаясь. Сесили вся трепетала и дрожала в его руках.

Он прижал ее к себе, ее тело сплелось с его телом, Сесили почувствовала, как его возбужденный жезл упирался в нее. Только теперь она поняла то, что, возможно, никогда бы не узнала, выйдя замуж за Норланда: сильную жгучую тягу к этой части его тела, страстное желание, чтобы она вошла в нее и заполнила ее.

Ей было приятно, очень приятно, но не настолько, насколько бы ей хотелось. К ее удивлению, внутренний голос подсказывал: для того чтобы наслаждаться в полной мере, надо не только брать, но и отдавать.

Спутанные мысли, спутанные чувства отуманили ее сознание. Рэнд не бросился вперед и не воспользовался удобным моментом, тем не менее, продолжая осыпать ее поцелуями, он продлевал ее замешательство.

– Любимая моя, – нашептывал он ей на ухо. – Я не успокоюсь до тех пор, пока ты не станешь моей.

Ясный смысл его слов, как луч, осветил ее сознание. Вдруг, пусть с опозданием, Сесили поняла, что стоит на краю пропасти. Она невольно напряглась.

Они были так близки, так чувствовали друг друга, что он моментально уловил произошедшую в ней перемену.

– Нет, любимая. Опомнись. Не надо останавливаться.

Он был прав; к своему стыду, Сесили чувствовала справедливость его слов. Наверное, с ее стороны было бы глупо и лицемерно говорить что-нибудь о ее верности Норланду, когда, только что получив так много, она ничего не отдала взамен. Ей оставалось только одно: молча казнить, упрекать и презирать себя за трусость и слабость.

Все-таки она заставила себя кое в чем признаться:

– В любом случае это ровным счетом ничего не меняет.

Разве она могла предать Норланда, да еще таким низким способом? Нет! То, что произошло сейчас, ни в коем случае больше не повторится.

– Да, не меняет, – согласился Рэнд, его лицо стало твердым и решительным. – Я по-прежнему хочу, чтобы ты вышла за меня. Больше и сильнее, чем когда бы то ни было. Никогда раньше я так ничего не хотел, как назвать тебя моей герцогиней. А ты из-за собственного упрямства никак не хочешь видеть, что для каждого из нас это лучшее решение.

Его голос зазвучал резко и повелительно:

– Черт побери, Сесили, признайся в том, что ты любишь меня. Неужели это так трудно?

Она бессильно закрыла глаза. Он ей не верит, и напрасно: это действительно трудно. И невозможно. Возбуждение улеглось, сердце билось ровно, она успокоилась.

Это невозможно. Нечестно. Она струсила, сглупила, предала их любовь, хотя на самом деле любила его…

Сесили молчала. Рэнд опять все понял. Но на этот раз ее молчание означало отказ.

– Ясно, ты не хочешь, чтобы я дотрагивался до тебя. Ты правильно рассудила, так намного безопаснее. Но этим ты губишь и свою жизнь, и мою.

Внутри нее все похолодело от ужаса. А что, если Рэнд прав? Нет, нет, не может быть, он ошибается.

– Я не разорву свою помолвку.

Прежде чем решиться, Рэнд долго и внимательно глядел на нее.

– Хорошо, теперь мне все ясно. Ты ставишь меня в безвыходное положение. Больше никаких уговоров и никаких ухаживаний. Мне теперь ничего не остается, как объявить тебе войну.

* * *

Его слова звучали в сознании Сесили на протяжении почти всего обратного пути из Кембриджа в Лондон. С замиранием сердца она призналась самой себе: в те минуты, когда он целовал и ласкал ее, она была согласна выполнить его требование – выйти за него.

Нет-нет, что за глупая – глупейшая! – прихоть? Даже если забыть на мгновение о последующем скандале и страшном оскорблении, нанесенном Норланду, (в том случае, если она разорвет помолвку и выйдет за Рэнда), то она станет той женщиной, которой она поклялась никогда не быть: зависимой от мужчины, не только материально, но и духовно. Пожертвовать своим счастьем?! Ни за что! Ведь когда-то она поклялась, что ее счастье никогда не будет ни от кого зависеть, особенно от мужа.

Разве Рэнд позволит, чтобы Сесили жила так, как ей хочется: в своем собственном доме, обладая достаточными средствами для удовлетворения всех своих желаний? Даже для того чтобы моргнуть глазом, ей придется спрашивать у него разрешения. Рэнд относится к числу властных и высокомерных мужчин, ставящих превыше всего собственные интересы, поэтому надо выбросить его из головы, забыть о нем и вернуться к более насущным делам – к поиску компрометирующего письма в будуаре Лавинии. Для этого надо каким-то образом проникнуть туда в то время, когда ее не будет дома. Если письма там тоже не окажется, тогда останется только одно: надеяться на удачу, а именно на то, что письмо, в котором Сесили высмеивала своего будущего мужа, пропало, бесследно исчезло.

Второй вариант ей не нравился. Да кому бы понравилось жить под дамокловым мечом, в вечном страхе, что письмо когда-нибудь отыщется? Среди бумаг брата на чердаке Рэнда его не оказалось. Оставалось лишь одно место, и это была ее последняя надежда. Где еще могло быть письмо, она не знала.

По возвращении в Лондон Сесили немного выждала, прежде чем отправиться с визитом к Лавинии, причем в то время дня, когда ее точно нет дома.

Ривз как раз и сообщил ей об этом.