Фантомная боль - Арнон Грюнберг

— Пусть тебе приснится приятный сон.

Но она меня уже не слышала.

Несмотря на свое отчаянное положение, я чувствовал себя, как ни странно, немного счастливым.

Затем наступила среда. По средам моя жена мастерила с глухонемыми сумасшедшими марионеток для кукольного театра.

* * *

Снег не выпал и на следующее утро. Мы слишком поздно приехали, чтобы рассчитывать на снег. Я предложил Ребекке ехать дальше, на север. Она сказала, что это хорошая мысль, поскольку она ни дня больше не желает оставаться в этом унылом номере.

Ребекка ушла в ванную, а я быстро оделся и спустился в холл. Там было многолюдно: только что подъехали два автобуса.

Я воспользовался тем же аппаратом, что и накануне вечером. Мне не сразу удалось поймать моего немецкого редактора. Меня дважды соединяли, и каждый раз мне приходилось объяснять, что это срочно.

— Стефан, — сказал я, наконец дозвонившись, — это я, Роберт Мельман.

— Давненько тебя не было слышно, — отозвался он.

— Много работаю, много езжу. Послушай, у меня появилась идея для книги, может, ты захочешь купить на нее мировые права?

— Опять у тебя идея!

Я уловил в его голосе иронические и отчасти даже саркастические нотки.

— Зато очень хорошая.

— Послушай, Роберт. Мы все еще ждем от тебя поваренную книгу. Ты должен был сдать ее два года назад, ты подписал контракт и получил аванс.

Ну вот, опять! Меня прямо-таки преследует эта поваренная книга!

— Ты не забыл? Я говорю о поваренной книге.

— Да. Да, конечно.

В разное время я обещал написать кучу разных книг. Их было много — книг, которые я обязался написать, на которые подписал контракты и за которые получил авансы. В ту ночь мне снилось, что все мои издатели явились ко мне домой и напоминают, сколько они заплатили мне за книги, которые я так никогда и не написал. Все они пришли требовать от меня назад деньги, включая свои законные проценты. Не очень-то это приятно — видеть сон про законные проценты; более того, это крайне неприятно. Но в последнее время от снов не было спасения: такие сны я видел по крайней мере три раза в неделю.

— Да-да, поваренная книга, — сказал я, — помню-помню, но это потребует исследования, серьезного исследования. Дай мне еще шесть месяцев.

— Шесть месяцев, шесть месяцев, — забубнил он, — я дал тебе уже два года. И она нужна мне сейчас.

— Сейчас?

Мне казалось, что я стою перед судом и умоляю смягчить мой приговор.

Некоторое время назад — должно быть, это произошло примерно тогда же, когда я согласился написать поваренную книгу, — я однажды неожиданно проснулся среди ночи. Бессонница — это не для меня, я давно поборол бессонницу с помощью алкоголя. Я посмотрел на свою жену, на ее детское лицо, на ее пижаму, на ее волосы, торчащие в разные стороны. Десять месяцев в году она куталась по ночам в эту толстую пижаму, потому что ей всегда было холодно. Она расставалась с пижамой только на июль и август.

Я сел на унитаз (предварительно достав из кухонного шкафа все свои книги) и начал читать. Я ставил галочки на полях против тех мест, которые мне хотелось бы изменить при переиздании. Но галочек оказалось так много, что пришлось мне это занятие прекратить. Я взглянул на себя в зеркало, потом пролистал остальные свои книги.

Я решил, что мне нужно избрать себе какую-нибудь солидную профессию. Чтобы не было больше никаких предисловий, послесловий, введений, заключений, примечаний, отрывков, сносок и самое главное — чтобы отпала необходимость подробно отвечать на каверзные вопросы благожелательных матрон, которые почему-то считают своим долгом воздавать должное культуре.

В ванную с заспанным видом вошла жена.

— Что ты здесь делаешь?

— Читаю собственные книги.

— Среди ночи?

Она спихнула меня с унитаза и, задумчиво глядя в одну точку, сама на него уселась.

— Что, если я открою цветочный магазин, как ты считаешь? — спросил я.

— Цветочный магазин? Но ты ведь не разбираешься в цветах.

— Как раз поэтому мне не будут мешать никакие сентиментальные соображения. Ты можешь представить меня цветочником?

Она внимательно на меня посмотрела.

— Нет, Роберт, цветочником я тебя представить не могу, и никто себе этого представить не сможет. Стоит тебе только взять цветы и завернуть их в бумагу, как они уже завянут.

Я глянул на свое отражение, на свои книги, сложенные стопкой возле унитаза, на свои волосы на пальцах ног.

— По-моему, у меня общая аллергическая реакция, — сказал я, — что-то вроде аллергии на прозу. Я должен заняться цветами, иначе все это плохо кончится. Иначе через год я буду ходить в беретке и с блок-флейтой во внутреннем кармане куртки и рассказывать всем направо и налево, что я — Распутин.

— Вот этого, пожалуйста, не надо, — сказала моя жена.

Я остался в ванной один и ближе к рассвету пришел к мнению, что «Цветы и комнатные растения Распутина» — отличное название для цветочного магазина, специализирующегося на продаже ядовитой флоры. У меня будет эдакий декадентский цветочный магазин. Но через четыре дня нам принесли ворох счетов. Вот тогда я и решил согласиться на предложение написать поваренную книгу. Для этого достаточно было всего-навсего поставить свою подпись.

— Вначале закончи поваренную книгу, а потом уж обсудим твою новую идею.

— Стефан… — снова начал я.

— Послушай меня, я уже много лет в этом бизнесе. Вначале сдай поваренную книгу. Вначале закончи ее, и поскорее.

Я что-то пробормотал, но мой немецкий редактор отчеканил:

— Мне она нужна через четыре недели или никогда. Если я не увижу ее через четыре недели, я аннулирую наш контракт.

— Не волнуйся, все будет хорошо, — пообещал я и повесил трубку.

Затем я заказал разговор за счет абонента с Чикаго. Мой друг Дэвид переехал в Чикаго, а я сам — в Нью-Йорк.

— Зачем ты меня разбудил? — спросил он. — И почему звонишь мне за мой счет?

— Я все тебе возмещу, Дэвид. Не кричи так, я в Олбани.

— Что ты там делаешь?

— Я здесь случайно. Слушай, как твои дела? Ты все еще пытаешься защититься?

— Я уже говорил, Роберт, люди защищаются годами, это тебе не романы писать. Докторская диссертация требует серьезной работы.

— Сейчас речь не об этом. Я в Олбани, я решил, что мне следует расстаться с женой, хотя бы временно, вот я и подумал: может быть, ты ей позвонишь?

— Что-что? Кому я должен звонить?

— Моей жене, Сказочной Принцессе.

— Почему я должен ей звонить? И что я ей скажу?