Маруся. Провинциальные игры - Галина Гончарова

Но сегодня хотели убить – меня. И если бы не отвлеклись сначала на мое сопровождение…

О сопровождении распорядился еще Храмов, пока был генерал-губернатором. Потом его просто не отменили, вот и ездили ребята. Но относились достаточно наплевательски, понятное дело. Кому я могу быть нужна? Так казаки и рассуждали, превратив мой конвой в синекуру. За это и поплатились.

Захотелось откровенно взвыть.

Вот никогда ничего подобного не испытывала, но… Жалко вдруг стало всех. До слез, до соплей, не знаю до чего… просто – жалко. Вот за что страдают посторонние люди? Потому что какая-то сволочь решила, что я угрожаю ее сволочным планам? Просто так?

За что!?

Храмов, казаки, даже те бедолаги, который перерезал Сивый, даже те, кто погибли от моей магии, – за что?! Ведь могло бы не быть столько жертв, могло…

Даже княжна Мария Горская. Та, настоящая, за что она погибла? За чьи интриги?!

«Я тебя вытащу на свет божий, – яростно поклялась я, то ли себе, то ли тени погибшей девушки. – Я тебя не просто вытащу, я лично тебя раздавлю! Найду гадину и оторву голову! А потом еще и спляшу на могиле! Ты мне за все ответишь! За все…»

Мысли были не слишком внятными, но позволяли держаться. Я еще здесь. Мыслю, я существую, я как-то влияю на происходящее. Я точно не в обмороке, хоть и хочется.

Я справлюсь. Я обязана.

* * *

Подозреваю, мы на долгое время станем достопримечательностями Березовского.

Когда Ваня гнал лошадей по улицам так, что прохожие едва отскакивать успевали. А я с ребенком сидела, скорчившись, на дне возка. И сам вид… И то, как Ваня остановил коляску возле канцелярии генерал-губернатора – лихо, так, что лошади на задние ноги осели.

Народ выбегал из здания и смотрел, а я сидела и двинуться с места не могла.

– Машенька?

Брат заметался, не зная, что делать, то ли кидаться к людям и орать, чтобы помогли, то ли ко мне.

– Все в порядке, – шепнула я. – Все в порядке.

– Я сейчас… подожди минуту!

Кажется, мне не поверили.

Я погладила макушку Нила.

– Малыш, мы его найдем?

И показалось мне, или в карих глазах малыша сверкнули золотые искры. Яркие, огненные…

Найдем. Определенно!

* * *

Александр Викторович себя ждать не заставил. Оно и понятно, Ваню знали. И когда он появился, растрепанный, в крови – кто ж знает, что там просто деревяшки царапнули, – да еще, как я потом узнала, начал кричать про покушение, прямо с порога… Конечно, взбаламутил он всех, кого мог.

А я сидела в коляске, так же прижимая к себе ребенка. И вообще… Ноги у меня точно были. Но какие-то ненадежные и неустойчивые, так что я лучше тут посижу.

– Мария? Как вы себя чувствуете?

Я идиотски хихикнула.

– Всегда бесил вопрос – как вы? Неужели кто-то будет себя хорошо чувствовать после покушения?

Александр Викторович пригляделся ко мне и кивнул.

– Понятно.

А потом просто распахнул дверцу коляски и буквально выволок меня. Вместе с ребенком, вцепившимся в меня не хуже детеныша макаки.

Я оказалась у него на руках. И было так легко и просто положить голову мужчине на плечо. Так спокойно. Так… правильно?

Маруся! Опомнись!!!

Меня без особого напряжения пронесли по коридорам канцелярии, открыли ногой дверь в кабинет и вошли внутрь. А там и сгрузили в огромное кресло. Я вздохнула…

Кабинет Храмова.

Когда-то я пришла сюда в первый раз… здесь ничего и не изменилось. Только зелени добавилось и безделушки на столе другие. Из общей картины резко выбивалась рамка для фотографий – из хрусталя, золота и жемчуга. Красивая вещица, но здесь, в царстве дерева и бронзы, совершенно неуместная. На ней жена и дочь Благовещенского. Обе улыбаются, но выглядят еще более неестественно. И радости на лицах никакой, все натянуто. О чем я только думаю?

А о чем должна?

О том, как пули свистели у меня над головой?

А сапоги у меня над головой не свистели?

Почему-то вспомнилась госпожа Белладонна. И мультфильм про поросенка Фунтика. И я закатилась идиотским смехом, отчетливо понимая, что это истерика. Но не имея сил ее как-то прекратить.

Вообще никаких сил.

Кажется, Ваня забрал у меня ребенка. Кажется, Благовещенский что-то пытался сказать…

Я была в том состоянии, когда все чувства отключаются. Дурацкий смех рвался наружу, потом меня начало трясти, я задрожала, застучали зубы…

Пощечина оказалась благом. По крайней мере я перестала хохотать как кукабарра.[12] Съежилась в кресле, подтянула ноги к груди, наплевав на все правила приличия, обхватила колени руками… я бы сейчас и под кровать забилась.

– Простите.

Я покачала головой. Мне было не до извинений, накатывал следующий приступ истерики, и я боялась с ним не справиться.

– Мария, возьмите!

Мне в руки впихнули стакан с чем-то непонятным. Я машинально сделала глоток.

Черт!

– Коньяк?

– Да.

– Мне нельзя! Я ребенка кормлю!

Глаза у Благовещенского были очень удивленными.

– Вы – сами?

Ах да! Здесь это не принято. Но я даже не покраснела, только рукой махнула.

– Я сама… это важно?

– Н-нет. Что с вами случилось?

Я медленно, контролируя каждое движение, поставила стакан на стол. Еще не хватало его разбить. Или руки дрожать так начнут, что я все залью коньяком. Или…

Так, хватит истерик! Подумаешь, убить пытались! Да ты скоро памятные даты отмечать вместо церковных праздников сможешь. Сколько там тех христианских? Полкалендаря? Вот и у тебя не меньше будет! В этот день меня чуть на балу не угробили. А в тот – на железной дороге…

Интересно, я сегодня перестану хихикать как идиотка? Благовещенский как-то странно покосился на меня, но я уже взяла себя в руки. Еще одной истерики не будет, хватит. Вдохнула, выдохнула несколько раз, тряхнула головой…

– Все. Я в порядке. Александр Викторович, Ваня не рассказал, что произошло?

– Нет, Мария Ивановна.

Я прикрыла глаза и принялась рассказывать. Как мы выехали из города. Как нас обстреляли. Где это примерно произошло и как мы отбились.

Реакция у Благовещенского была странной.

– Вы – маг?