Лето волков - Виктор Смирнов

Огонек зажигалки чуть разбавил жесткость театра теней. Шнур заискрил. Гедзь снял со стены лампу. Тени заметались.

Гедзь подтолкнул гончара в спину, тот пошел, спотыкаясь. Вышли на дождь. Косые струи летели сквозь голубизну света.

Сенька вбежал во двор гончарни стремительно, помчался к лампе, но, ослепленный, растянулся на скользкой поверхности, окунувшись носом в грязь. Когда встал, вид у него, в ярком карбидном освещении, был жалкий. С разодранного лица, по слою глины, текла кровь.

– В засаду попали, – сказал он, оттирая глаза.

Бенгальский огонек на бикфордовом шнуре добрался до детонатора.

Иван, хрипя, оттащил Климаря за сарай. Прислонил к стене, снял с копенки рваное рядно, прикрыл тело. Сел на лавку, тяжело дыша после приступа. Пуком сена стал оттирать с ладоней кровь. Брезжил дождевой рассвет. Прокричал еще один петух.

Неожиданно в стороне гончарни грохнуло, что-то засветилось сквозь сетку дождя, помигало и погасло. Зазвенело стекло в чьей-то хате.

Иван, не отдышавшись, вбежал в хату. Одел стеганку. Схватил сидор и пулемет. Повесил на плечо ППС. Буркан носился за ним: стрельба мгновенно пробудила охотничьи инстинкты.

Антонина сидела на кровати.

– Жди! – сдавленно произнес Иван. – Закройся и жди!

Она хотела прижаться к его руке.

– Я грязный! – он отдернул руку.

Выбежал на улицу. Пес помчался за ним. Еще раз грохнуло, засветилось желтым и белым, помигало. Стало заметно облако дыма над гончарней. Побежал в сторону взрывов. Из-за плетней высунулись головы. Малясы, Тарасовна, Мокеевна, Кривендиха тут же исчезли, как только лейтенант крикнул:

– Назад! По хатам!

Иван увидел фигурки трех человек, бежавших навстречу ему по улице. В руках у них было оружие, ремни свисали и болтались. Он шлепнулся в придорожную канаву, поросшую болотной травой. Там уже набралась вода. Один из бежавших заметил его и, подняв автомат, дал очередь на бегу. Пули выбили щепки из тына.

Иван ответил короткой очередью, не успев улечься и поставить «дегтярь» на сошку. Конус пламегасителя осветился на миг желтым огнем.

Иван установил пулемет как следует, но фигурки исчезли.

– Фланги! – закричал лейтенант. – Фланги! С огородов!

Но он не увидел ни Попеленко, ни Глумского. Только где-то дрогнула мокрая ветка ирги. Зашевелились вершинки кукурузы.

Прибежал Буркан и лег в канаву, лакая воду. Иван потрепал его загривок. Лейтенант приобрел достойного напарника.

Дрозд пробирался ползком через путаную сетку гарбузных стеблей и картофельную ботву. На нем была немецкая парашютная каска-«кастрюлька» с полустершимся изображением орла.

Автомат, MP-40, Дрозд держал, приподняв ствол, чтобы не прихватить грязи. Он приподнялся, увидел в канаве лейтенанта с пулеметом. «Дегтярь» глядел вдоль улицы.

На другой стороне, за изгородью из мальв, высунулась и спряталась выцветшая пилотка еще одного из гореловских, Степахи. Он, с карабином «маузер», тоже подбирался к лейтенанту сбоку.

Иван никого не видел, но зазвенела рельса: попеленковский Васька решил принять участие в боевых действиях. Его поддержали собаки и хор петухов. Все это не было помощью лейтенанту.

Дрозд перебежал к кусту ирги, обдавшему его крупными каплями, и схватился за длинную рукоять немецкой гранаты-«колотушки», торчавшей за поясом. Тотчас неподалеку прозвучал выстрел из карабина, звякнул металл, каска слетела с головы.

Дрозд упал под куст, оглушенный скользящим ударом пули, потрогал голову. И пополз обратно, уже не обращая внимания на то, что автомат волочится по грязи.

Глумский, стоя в кукурузе на колене, высматривал уползавшего противника, но не увидел и выстрелил наобум. Передернул затвор, присматриваясь.

На другой стороне улицы Попеленко, вытащив несколько поленьев из поленницы, стрелял через амбразуру, не утруждая себя прицеливанием. Он быстро выпустил обойму, вставил новую и опять принялся стрелять по соседнему саду, где под пышными цветами мальвы распластался на земле Степаха. Пули посвистывали, пара тяжелых цветков упала на пилотку. Степаха вывернулся, как ящерица, и пополз обратно.

Попеленко молотил, как на току, пули летели куда попало, но Степаха слышал их звук и даже удары в ветви деревьев неподалеку. Низко пригнувшись, он побежал подальше от непрерывно бьющего карабина. Но третий из гореловских, самый молодой и юркий, с автоматом ППШ, Юрась, только усмехался краем рта и полз, не задевая стеблей или кустов. Он уже видел сквозь зелень ствол «дегтяря», торчащий над уличной канавой. Еще немного, и этого так насолившего им лейтенанта можно будет застрелить сбоку в упор. Светало.

Иван смотрел то в одну, то в другую сторону.

Были слышны неспешные прицельные выстрелы Глумского с одной стороны и дробная стрельба Попеленко с другой. Потом все стихло.

– Ага, убегли! – донесся радостный крик Попеленко.

Ястребок на секунду возник над поленницей и нырнул обратно: очередь из автомата, прозвучавшая неизвестно откуда, опоздала. Полетели щепки. Попеленко снова стал потрошить свои боеприпасы.

– А вот так, а вот так, – приговаривал он, передергивая затвор и меняя обоймы. – У Васьки патронов много. Мы, Попеленки, не сдаемся!

Юрась осторожно полз к улице, где он видел молчащий пока пулемет. Колючий куст крыжовника зацепил его сверху, обдал каплями. Юрась застыл, держа ППШ наготове.

Но Буркан почуял угрозу. Он залаял в сторону крыжовника. Иван повернул голову. Вершинка куста покачивалась. Стрелять туда из пулемета было неудобно: «дегтярь» прочно стоял на сошке. Он снял с плеча ППС. Держа легкий автомат одной рукой и упершись краем магазина в землю, дал очередь сквозь плетень. Юрась вскочил и побежал по саду, неловко держа обожженную пулей руку. Вслед ему Попеленко выстрелил из карабина, но Юрась был прытким хлопцем и скрылся в мороси.

– Гончарня! – Глумский увидел дым над заводиком.

На краю цеха, где были «лежачие печи» для обжига, они увидели большую яму, близ нее лежали лопаты. В яму свалился гончарный круг. Он еще тлел и дымился. Одна из печей была разрушена взрывом, открылось ее подземное нутро. Раскрывшийся печной огонь стал открытым костром. По стенам бегали отблески.

Три человека ходили, хрустя осколками керамики и стекла, давили разбросанные уголья. Головешки бросали в костер.

– Нашо было рушить печи? – спросил Глумский. Он нагнулся, поднял лом. – Под печами чего-то искали. Долбили. А?

Он посмотрел на лейтенанта, ожидая разъяснений. Крикнул:

– Кто у печей дежурил? Живой?