Моя исповедь. Невероятная история рок-легенды из Judas Priest - Роб Хэлфорд

Группы могут очень глубоко погрузиться в свой мир, и поначалу мы были возмущены. «Мы альбом сочиняем, и это нам реально мешает! – ворчали мы друг на друга. – А надо ли нам ехать хер знает куда ради трех чертовых песен?»

К счастью, вскоре мы одумались. Голод в Эфиопии был варварским. И если мы могли оторвать от стула ленивые задницы, оставить эту нирвану, прилететь и сыграть пару песен, принеся тем самым пользу, – разумеется, черт возьми, это надо было сделать! К тому же там будут наши друзья – например, Оззи. Заодно и поржем.

Концерт Live Aid, прошедший 13 июля 1985 года, был чуть больше, чем повод поржать. Лишь добравшись до стадиона имени Кеннеди в Филадельфии, мы осознали весь масштаб мероприятия. Там была половина самых легендарных музыкальных артистов – а другая половина в это же время выступала на стадионе «Уэмбли» в Лондоне.

Было очень круто принять участие в чем-то важном и значимом, и концерт Live Aid с самого начала давал ощущение сюрреализма и отстраненности. Мы должны были выйти на сцену в то время, когда обычно в Нассау уже ложились спать. В девять часов утра я смотрел, как Джоан Баэз исполняет «Amazing Grace».

Спустя десять минут мне за кулисами передали послание: «Мисс Баэз хочет сказать тебе пару слов». Я, как непослушный школьник, которого поймали за проделками, сразу же подумал: «Ой, бля! Хочет высказать мне, что Priest испоганили ее песню "Diamonds and Rust"?»

Но вот она семенит ко мне, улыбаясь и маша руками «Привет, Роб! – начала она. – Просто хотела подойти и сказать, что версия "Diamonds and Rust", которую ты исполнил…»

«Ну, приехали», – подумал я.

«…очень нравится моему сыну. Он считает, это круто, что песню мамы перепела метал-группа!»

– О, это замечательно! – ответил я. И действительно был рад Джоан оказалась очень милой и любезной.

Judas Priest вышли на сцену в полвосьмого утра, после Crosby, Stills and Nash и перед Брайаном Адамсом. Публика была такой же громадной, как на фестивале в США. Мы знали, что исполним три песни, не успев оглянуться, поэтому за эти 20 минут выложились по полной.

Рок в Филадельфии всегда пользовался спросом, поэтому приняли нас замечательно. «Вижу, у нас сегодня пару тысяч метал-маньяков!» – сказал я, и услышал в ответ: «Priest! Priest! Priest!» Но в тот день гораздо важнее было совсем другое. Мы лишь сделали, что смогли.

Выйдя на сцену в столь ужасно ранний час, я прекрасно понимал, что можно нажраться сразу же после выступления. Что и сделал. И остаток дня прошел в полной феерии – это было похоже на сон.

Я уже посмотрел выступление Sabbath, игравших раньше нас – интересно, а Оззи спать-то вообще ложился? – и Zep были прекрасны. Помню, как спьяну жутко гордился тем, сколько здесь групп из Бирмингема и Черной страны: Sabbath, Zep, Priest… Ой, ну ладно, еще Duran Duran.

Live Aid все никак не кончался. По MTV продолжали твердить, что Фил Коллинс выступает на «Уэмбли», а потом садится в «Конкорд» и летит выступать еще и в Филадельфии. У меня это почему-то вызвало негодование. Я считал, он просто выпендривается и ведет себя как придурок.

Будучи еще той попсовой шлюшкой, я остался в восторге от выступления Мадонны. Я всегда был ее фанатом-геем. Но конкретно мне снесло крышу от Мика Джаггера и Тины Тёрнер. Шоумен и звезда из меня хреновые, и эти двое определенно показали настоящий класс. Они были сногсшибательны, особенно когда Тина вышла на сцену на высоких каблуках.

Я вышел на сцену под финальную песню и вместе со всеми три тысячи раз бормотал припев «We are the World», когда Лайонел Ричи вытащил весь свой ансамбль.

«Потрясающий день, – подумал я, – и повод замечательный, но не пора ли уже покончить с этой песней? Серьезно? Что – ЕЩЕ ОДИН припев?»

Priest остановились в отеле «Времена года», где мы всегда останавливались в Филадельфии, а после концерта для всех артистов и представителей концерта Live Aid была организована вечеринка в роскошном пентхаусе элитной многоэтажки, находившейся через дорогу. Я дошел туда самостоятельно.

Первое, что я заметил, – там была сауна, и все прокрадывались туда парами, в одежде, а выходили помятыми и неопрятными. А еще я заметил, что, прислонившись к стене рядом с сауной, в солнцезащитных очках стоит… Джек Николсон.

Джек объявлял со сцены Live Aid выступления нескольких коллективов и весь день бродил за кулисами, но я к нему так и не осмелился подойти. А теперь, выпив для куража, осмелел и подвалил.

– Привет, Джек! – начал я.

– Привет, Роб! Видел ваше выступление сегодня – круто было!

Твою же мать! Джек Николсон знает, как меня зовут!

– Эм, спасибо! Отличный день, а не?..

Договорить я не успел, потому что в этот момент до нас докопался какой-то парень, пьяный в говно. Я и сам весь день пил, и Джек немного пригубил, но этот придурок превзошел всех.

«Джек Николшшон, чуваак! – начал он растягивать, брызгая слюной. – Чувак из "Сияния", "Кукушкино, бля, гнездо"! Заебись!»

Парень не затыкался. Меня это начинало раздражать – «Иди на хер, приятель! Ты мне все портишь! Я тут, между прочим, с Джеком Николсоном разговариваю!», – но Джек был настоящим примером галантности и терпения: «Спасибо! Мне очень приятно». После пяти минут плевков и бормотания этот алкаш, шатаясь, поковылял в бар.

– Тебе, наверное, уже не привыкать? – спросил я Джека.

Он вздохнул и поднял глаза к небу: «Да, куда ни пойди!»

О-хре-ни-те-ль-ный день! Меня очаровала Джоан Баэз, я спас Африку, развлекая миллиардную телеаудиторию, подпевая Лайонелу Ричи, затем бухнул с Джеком Николсоном. После чего, шатаясь, побрел обратно в отель «Времена года». «Тяпну-ка я на сон грядущий», – подумал я и присел в баре.

Я сразу же его увидел. Высокий, с волевым подбородком, симпатичный, настоящий альфа-самец. Мой типаж. Сидел напротив меня с другой стороны бара и пристально смотрел, как и я на него. Мы не могли друг от друга глаз оторвать.

Меня тянуло к нему как магнитом. Я просто взял и подошел, и завязался разговор. Когда через пару минут я пошел в туалет, парень, не раздумывая, пошел со мной.

Не успев дойти, мы сразу же принялись за дело. Бросились в объятья друг друга. Завалились в одну из элитных кабинок, и в ход пошли руки и рот – мы готовы были друг друга сожрать. Настоящая животная страсть. Необузданная. Раскрепощенная.

Приходилось все делать тайком. Зачем-то в дверцах туалетных кабинок были жалюзи. Когда кто-нибудь заходил помыть руки, приходилось замолкать, чтобы нас не спалили. Услышав, что никого нет, мы продолжали развлекаться.

Секс был до одурения умопомрачительный. Мы провели там целую вечность, снова и снова доводя друг друга до оргазма. Надолго ли? Откуда мне было знать? Я потерял связь с реальностью. Но в голове вертелась мысль: