Четвертый тоннель - Игорь Андреев

«Внутрь» и «наружу» были двумя гигантскими полусферами — черной и белой, и я переходил из одной в другую. Я был как капля ртути. И вот я перехожу из одной полярности в другую, так — чпок! — и я уже не здесь, а там. Когда они сближаются, меня ошеломляет тот факт, что выскакивая из «внутрь» в «наружу», я оказываюсь внутри того, что только что считал тем, что снаружи. (Сейчас перечитываю запись об этом в блоге, и понимаю, что это звучит, как минимум, шизофренично или, в лучшем случае, забавно, но что поделаешь — рассказываю как есть). В какой-то момент я почувствовал себя каплей, перетекающей из одного океана в другой — кроме них во Вселенной ничего не было. Начав их смешивать, я вырос до бесконечных размеров. Разумеется, не тот я, который тело, сидящее на табуретке на кухне московской квартиры, а тот, который образует все, что происходит в моей персональной Вселенной. Вдруг я осознал, что я — капля, которая и есть океан, который просто превращается сам в себя. Как две половники «инь» и «ян», только не дополняющие друг друга, а состоящие друг из друга. Цветовые различия полярностей исчезли. Осталась одна гигантская сфера, за пределами которой ничего нет, потому что она и была всем, что существует. Сфера вращалась. Вращалась, если происходило движение снаружи внутрь или наоборот. А если не происходило, то не вращалась. Она просто была — постольку, поскольку я думал о ней. А если не думал, то ее тоже не было.

Я понял, что существует только то, на что я обращаю свое внимание. Предметы существуют только тогда, когда обращаю свое внимание на них. В этом случае предметы — это я и есть. Странно…

По окончании процесса Анатолий задавал контрольные вопросы. Меня охватывало двойственное чувство. С одной стороны, мой хитрый ум знал «правильные ответы». Я ведь читал в интернете описание результатов процессов. Например, «зло и добро — одно и то же». Я в роли умненького мальчика, который заранее выучил уроки — как всегда по жизни — и знает, что ответить, чтобы получить одобрение.

С другой стороны, я уже знал, что знание должно приходить изнутри, а не в виде присоединения к готовым ответам, сформированным другими. Поэтому, отвечая на контрольные вопросы, я слегка находился в состоянии ментальной мастурбации — мол, чувствую ли я сейчас то, что чувствую, или я это чувствую потому что знаю, что это надо чувствовать? Но это быстро прошло, и я начал искренне возмущаться в ответ на контрольные вопросы.

— Игорь, исходя из этого нового состояния скажи, ты добро, зло или и то, и другое?

— Толь, ну что за глупости ты спрашиваешь? — ответил я, сидя с закрытыми глазами. — Конечно же, я и то, и другое.

«Глупость» вопросов вызывала у меня улыбку. Но один вопрос заставил задуматься серьезно, очевидно, из-за самоидентификации по сексуальному признаку:

— Игорь, исходя из этого нового состояния, скажи, ты мужчина или женщина, или и то, и другое?

Пауза. Пытаюсь охватить вопрос сознанием. Вопрос, как и все предыдущие, абсурдный — потому что содержит искусственное противопоставление вещей, нарушает гармонию природы. Наконец, я ответил:

— У меня есть тело, у которого есть хуй. Поэтому когда я в своем теле, я мужчина. Ну а когда я не в нем, то я и то, и другое.

Анатолий расхохотался.

По окончании процесса мы выпили еще по чашке чая, попрощались до следующей встречи и я пошел по морозной улице домой.

Иду. С восхищением смотрю на ветки деревьев. Под ногами скрипит снег. Замерзшие в тонких перчатках пальцы болят, но эта боль радует — потому что я чувствую, что у меня есть пальцы и еще есть бодрящий холод. В голову приходят всякие мысли. Бегло их обдумываю, но тут же прихожу к выводу, что слова, с помощью которых я думаю, несут оценочность и потому отнимают смысл, поэтому лучше ничего не обсуждать, чтобы ничего не испортить. Подумалось: «Ничто не важно, кроме того, что я делаю прямо сейчас». И еще — «Что бы ни происходило, все идет правильно». Видимо, поэтому любоваться ветками деревьев в тот день было приятнее, чем думать о чем-то «важном».

Зашел в Макдоналдс на Тверской. Взял «быстрый корм». Пластиковый поднос в руке так приятно держать — в том числе и ощущая его «пластиковость». Рассчитался. Кассирша показалась такой прекрасной. Выбрал место в зале. За моим столиком сидели люди — два парня и девушка. Я им обрадовался, потому что в глубине себя сразу ощутил, что они — очень хорошие люди. Без причины начал о чем-то с ними говорить. Они, естественно, удивились, но с удовольствием поддержали разговор. С первых секунд общения из меня пошел прямо-таки детский креатив. После обсуждения далекой от совершенства (но такой вкусной) еды, переключились на плазменную панель в зале, которая показывала хоккей. Девушка сказала:

— Наверное, владельцы Макдоналдса пропагандируют спорт и тем самым заглаживают свою вину за то, что кормят нас высококалорийной едой.

— А может они нам помогают чувствовать причастность к спорту, — сказал ее друг. — Вроде едим. А вроде и в спорте.

И тут я начал спонтанно разворачивать пришедшую мне в голову идею:

— А может быть у них такой специальный экран телевизора, который передает нашу энергию хоккеистам? Мы тут едим, а часть съеденной энергии от нас идет прямо через экран к спортсменам. Значит, Макдоналдс поддерживает спорт. Не удивлюсь, если они в рекламе скажут: «Каждый второй сэндвич, съеденный в Макдоналдсе, придает хоккеистам сил! Покупая у нас еду, ты поддерживаешь спорт!»

Мои собеседники на пару секунд смолкли, перерабатывая услышанное, после чего разразились смехом. А я сидел, глядя на них, и видел, что я им кажусь, мягко говоря, странным человеком, но вся фишка в том, что они не понимали того, что знал я. А еще я ими любовался — очень, очень приятные люди.

— Обратите внимание вот на что, — сказал я. — Поскольку наша энергия через экран проникает ко всем хоккеистам из обеих команд… — сделав на мгновение паузу, я осознал: «черт побери, две команды — это две полярности!» — …то они все становятся сильнее в равной мере. Значит, никто из них не получает преимущества в игре. Но что же тогда получается? А вот что — игра становится интереснее!

— Точно! Обе команды играют красивее! И все благодаря нам!

Состояние восторга по поводу простых вещей и парадоксального мышления продолжалось еще несколько дней. Были и любопытные побочные эффекты. Как ни странно, ко мне стали очень часто обращаться незнакомые люди, по поводу и без. Словно сговорились. Наше общение было не таким, как прежде, сухо и по делу, но довольно живым и комичным. Один мужик вечером в метро спросил у меня о правописании какого-то слова. Он писал что-то на бумаге и выглядел очень озабоченно.

— Подскажи, — говорит, — это слово пишется с мягким знаком или без?

Я хорошо знаю правила русского языка, но его вопрос заставил меня задуматься. Потому что теперь все правила, хоть правописание, хоть этикет, хоть Гражданский кодекс, стали казаться искусственными выдумками. Я не мог адекватно ответить на бессмыслицу. Чтобы подобрать ответ на его вопрос, задумался. Наконец, сказал: