Совсем не респектабелен - Мэри Джо Патни

— Я Пол Клемент, и я понятия не имею, о чем вы говорите, — холодно заявил француз. На вид ему было лет сорок, и, как догадывалась Кири, нервы у него были стальные.

Разозлившись не на шутку, Кири шагнула вперед и ткнула его дулом пистолета. Шрам, запах, телосложение… Это тот человек, которого она искала!

— Не лги мне, — сказала она. — Я видела тебя в «Деймиене».

В его глазах мелькнул огонек, но выражение лица не изменилось.

— В этом заведении я часто бываю, мадам, как и во многих других. Я не знал, что это преступление.

— Это не преступление, — тихо сказала она. — А вот похищение человека и убийство — преступления.

— Он не станет говорить с тобой, — сказал Маккензи. — Но у нас есть люди, которые умеют убеждать. Они заставят его рассказать все, что он знает. Если месье Клемент согласится сотрудничать, возможно, он даже не лишится некоторых частей своего тела.

Она не поняла, говорит ли Маккензи серьезно или просто хочет запугать пленника. Хотя словами такого, как Клемент, не запугать. Она опустила пистолет, но курок оставила взведенным.

Маккензи запихнул француза в экипаж и назвал кучеру адрес. Кири уселась следом, продолжая держать шпиона на мушке. Он сухо сказал:

— Надеюсь, мадам не застрелит меня случайно, если экипаж тряхнет на ухабе?

— Я никогда не стреляю случайно. Один из ваших приспешников убедился в этом. — Нельзя сказать, что в «Деймиене» Кири участвовала в перестрелке, но ей хотелось казаться безжалостной. — Вы явились к мадам Бланш, чтобы поговорить с лордом Фендаллом? Или с кем-нибудь другим?

Игнорируя ее вопрос, он тупо смотрел в темноту.

— Я всегда знал, что это плохо кончится, — проговорил он наконец. — Только не знал, что это произойдет нынче ночью.

Больше он не сказал ничего. Экипаж довёз их до здания без опознавательных знаков, расположенного неподалеку от Уайтхолла. Маккензи помог Клементу выйти и отвел его внутрь. Ожидая возвращения Маккензи, Кири подумала, интересно бы узнать, что случится с этим французом дальше. Учитывая настоятельную потребность в информации, могли применяться жесткие методы допроса.

Она подумала, возможно, его будут пытать, и ей стало не по себе.

Когда Маккензи вернулся в экипаж, Кири зевала. Они снова повернули на Эксетер-стрит, и она спросила:

— Что там происходит с Клементом?

— Его заперли в камере. Как только прибудет Керкленд, начнется допрос, — сказал он. Значит, Керкленду предстояло провести еще одну бессонную ночь. Мак знал, что его друг способен выдержать очень многое, но у каждого человека есть свои пределы.

После продолжительной паузы Кири спросила:

— Его будут пытать?

— Только в крайнем случае. — Мак нахмурил брови. — Пытками едва ли удастся многого добиться. Клемент, конечно, сознает риск, связанный с его профессией. Не думаю, что он легко расколется.

Кири вздохнула.

— Сегодняшняя ночь заставила меня понять, что это не игра. Из-за меня человек брошен в тюрьму и, возможно, умрет. Это не то что убийство в целях самозащиты.

— Такова специфика этой работы. Противник собирает разведывательные данные о нас, мы собираем разведывательные данные о нем. Это похоже на шахматную партию на большой доске.

— Я думаю, кража информации — одно дело, а кража жизней — совсем другое.

— Согласен, — сказал он. — Хотя украденная информация может в конечном счете стоить многих жизней. Особенно если речь идет о жизнях шестнадцатилетних девушек.

Она взяла его за руку.

Мак пожал ее пальцы, радуясь ее прикосновению.

— Если Клемент назовет нам имена других заговорщиков, все это может закончиться через день или два, — сказал он. А потом леди Кири Лоуфорд вернется к своей жизни, а он к своей. Один.

Входя в дом на Эксетер-стрит, Кири продолжала держать Маккензи за руку. После всех треволнений ночи ей ужасно хотелось, чтобы Маккензи заключил ее в объятия, но она понимала: придется немного потерпеть, пока они не окажутся наедине в ее комнате.

Поднявшись на лестницу, она взглянула вдоль коридора и заметила смутные очертания фигуры мужчины, который скребся в дверь Кэсси. Роб Кармайкл. Кэсси открыла дверь и оказалась в его объятиях. Они поцеловались и вошли в ее комнату.

Когда дверь за ними закрылась, Кири спросила шепотом:

— У них любовная связь?

— Они друзья и товарищи по работе, — сказал Маккензи и, взяв ее за руку, повел по коридору. — Чем они занимаются за закрытыми дверьми, это их дело.

— Да, но мне интересно! — призналась Кири, когда они вошли в ее комнату и он закрыл за ними дверь. — Их трудно представить любовниками. Они оба такие серьезные.

— Любовники бывают очень разные, — сказал он и, подойдя к камину, стал разжигать огонь. Когда появились язычки пламени, он встал. — Им обоим пришлось пережить такое, что уничтожило бы менее стойких людей. Если им сейчас уютно в объятиях друг друга, то это подарок судьбы, которым нельзя пренебрегать.

Значит, поняла Кири, Кармайкл и Кэсси спят вместе, но не связывают себя обязательствами на всю жизнь. То же самое можно сказать о ней и Маккензи. Пусть даже их нежность и страсть продлятся недолго, но они подлинные. До прошлой ночи она даже не понимала, насколько мощной может быть страсть.

Не желая терять ни одного мгновения, она подняла лицо для поцелуя.

— В таком случае давай и мы не будем пренебрегать этим подарком.

Едва прикоснувшись к ней губами, он сразу отошел от нее.

— Ты ляжешь спать одна, Кири.

Она рот открыла от удивления.

— Но ты, кажется, согласился: мы пока остаемся любовниками.

— По правде говоря, я не соглашался, — с удрученным видом сказал он. — Просто я не мог устоять перед тобой прошлой ночью. Но мои дурные предчувствия оправдались. Уже и Керкленд заподозрил, что между нами что-то происходит. Слава Богу, он еще не знает, что произошло на самом деле.

— Керкленд мне не отец и не брат! — с негодованием воскликнула она, не веря, что Маккензи уйдет, отказавшись оттого, что между ними существует. — Он не имеет права осуждать меня.

— Он не тебя осуждает, а меня, — сдержанно проговорил Маккензи. — Ты пострадавшая невинность, а я — бесчестный соблазнитель.

— Прошлой ночью я не почувствовала никакого бесчестья, — сказала она и схватила его за руки, уверенная, что сможет заставить его передумать. — А ты?

— Страсть мешает правильно оценить ситуацию. Прошлой ночью я не думал о чести. Ни о твоей, ни о своей. Сегодня у меня нет такого оправдания, — сказал он, чуть помедлив.

— При чем тут честь? — беспомощно спросила она. — Что может быть плохого в том, что двое людей так сильно хотят друг друга?