Идущие сквозь миры - Владимир Лещенко

Невольно я скосил глаза на бак.

Там на медово-желтых досках палубы выделялись два более светлых пятна. Пролившуюся сутки назад кровь Таисия с Секером тщательно отскребли стальными скребками для очистки корпуса от ракушек, а после еще протерли палубу пемзой.

Гибко поднявшись, Мидара встала на руки и приподнялась на кончиках пальцев. Постояв так с полминуты, она обратным сальто вскочила на ноги, бросив в нашу сторону довольный взгляд – мол, кто-нибудь из вас вот так может?

Легко оттолкнувшись, она прыгнула за борт.

Я уловил восхищенный вздох Ингольфа.

– Сколько ты можешь продержаться под водой? – спросил я Мидару, когда она вновь выбралась на палубу.

– Не особо напрягаясь – пять минут.

Она села на горячие доски, выжимая волосы, теперь коротко (до плеч) и не очень ровно обрезанные: со своей шикарной косой, едва не ставшей причиной смерти, она распростилась еще вчера, спустя пару часов после всего.

– Однажды продержалась почти семь, но тогда уже в глазах темнело и грудь потом болела полдня. Когда я училась ходить под парусом, у меня был наставник, который знал кое-какие древние секреты: особое дыхание и все такое, – объяснила она. – Если хочешь, могу научить. Времени, правда, мало – может, скоро уже расстанемся…

Мидара доброжелательно улыбнулась.

Усилием воли я отогнал вчерашнее воспоминание – окровавленный шмат человеческой плоти, небрежно брошенный движением изящной ладони в волны.

Уж сколько раз зарекался судить окружающих!

В чем, если вдуматься, она виновата? В том, что родилась в жестоком мире, в стране, которая вела непрерывную войну невесть сколько лет? Что для мужчин ее отечества женщина не более чем утеха и средство для продолжения рода и что она не захотела этого принять? Но ведь за свой выбор она уже заплатила сполна – и не приведи бог никому так расплатиться…

Что я мог ей сказать? Что я вообще мог ей сказать, ей, чей мир куда дальше от моего, чем даже самые дикие племена моей родной Земли?

Бесполезно убеждать волчицу в пользе вегетарианства.

Вдруг мне стало безотчетно жаль ее, эту сильную и много пережившую женщину.

Она взвалила почти непосильную ношу – отыскать среди мириадов прочих свой родной мир. Ей суждено, может быть, многие годы, если не десятилетия, брести в одиночестве бесконечными путями, соединяющими их, и сгинуть, так и не вернувшись домой.

Впрочем, я этого уже никогда не узнаю… Неумолимое «никогда» разделит нас.

Вслед за этой мыслью неожиданно пришла другая.

А как поступит Мидара с талисманом Древнейших, когда вернется в свой мир?

Не возникнет ли у нее соблазн во имя блага своей отчизны раскрыть его тайну и дать Йооране возможность стать владыкой целых планет?

Соблазн этот может оказаться слишком велик…

И следом возникла совсем уж странная мысль: а как бы поступил я сам на ее месте?

Да, конечно, я понимаю, что подобная вещь не должна попасть в ненадежные руки… Но одно дело рассуждать об этом теоретически и морализировать, и совсем другое – когда у тебя в руках действительно оказывается нечто, способное принести твоей стране колоссальное могущество. А тебе самому, между прочим, – воистину бессмертную славу и несказанные почести.

А кстати, что ждет меня самого?

Смогу ли я вернуться именно в свое время, именно в те дни, когда я покинул родину? Как объясню свое отсутствие, если это не получится?

И что, если к моменту моего возвращения все уже станет другим? Ведь есть же примеры, как быстро может рухнуть устоявшийся уклад.

Все эти годы я почти не задумывался ни о чем подобном, потому что не привык изводить себя бессмысленными мечтами, а последнее время был слишком занят гонкой через миры.

А вот теперь представил себе, как пройду по улицам своего города, воспоминаниям о котором, казалось, уже столетия, как открою ключом, который хранил неизвестно зачем почти семь лет, дверь своей маленькой квартирки в панельной пятиэтажке.

Как предъявлю пропуск на проходной, кивну вахтеру и поднимусь в свой кабинет. Как поздороваюсь с дамами из своего отдела, выслушаю дежурные вопросы о проведенном отпуске и комплименты моему загару и приступлю к работе.

Буду знакомиться с женщинами, ходить в рестораны и кино, ездить в отпуск к Черному морю или в Анталью.

Буду (а смогу ли?) просто жить там, где родился и куда стремлюсь всей душой (всей ли?).

И буду с грустью (да, с грустью) вспоминать эти годы, эту невероятную, полную впечатлений жизнь.

Вспоминать уютные кабачки Рарди, где подают ароматный кофе с вкуснейшими колбасками, и припортовые трущобы Домба, великолепный Карфаген, Александрию и Афины, красивые особой, какой-то зловещей красотой города Атлантиды и затянутые туманом винландские поселения…

Небо, горящее всеми красками тропических закатов, прибой у подножия уходящих в самое небо пиков, рядом с которыми твой корабль кажется таким маленьким перед ликом вечных гор и вечного океана, чужие незнакомые созвездия.

Вспоминать пасущихся в степном высокотравье мамонтов и непуганых косуль, доверчиво подходивших прямо к нашим палаткам. Горьковатый дым костра и вкус свежеприготовленного на огне мяса.

Ярко-синее прозрачное осеннее небо над светлым золотом девственных буковых лесов с багряными островками кленовых рощиц.

Ароматы лесной сырости и прелых листьев, блеск летящих паутинок на багрянце кленов.

Эрдена Чорджи, монгола, с которым я был знаком всего несколько дней, заслонившего меня от стрелы. Умирая, он, пересиливая боль, напевал какую-то веселую мелодию без слов. Буду вспоминать боцмана Келли Горна и Ятэра-Ятэра; Иветту Солсбери в черной шубке из убитой мной пумы, со смехом кидавшую в меня снежки… И других. Своих товарищей по несчастью… нет – по судьбе, таких разных и в то же время схожих в главном, как схожи все люди.

Даже девушек из нашего веселого дома – среди них были очень добрые и хорошие.

И только немногие будут замечать в моих глазах затаенную тоску, но и они будут не в силах ее понять.

Впрочем, мысли эти были пока что неуместны. Сперва надо вернуться. А пока…

Перед нами простиралась бескрайняя спокойная Атлантика. И далекий, бесконечно далекий путь через многие миры. Домой.

Опалесцирующая пленка межпространственного барьера беззвучно лопнула, разойдясь, и вновь моему взору предстала синяя морская гладь, такая же, как исчезнувшая минуту назад, после входа в очередной портал.

И на этой ласковой бирюзовой глади мои глаза узрели нечто, в буквальном смысле заставившее остановиться мое сердце.