Психиатрия для самоваров и чайников - Максим Малявин
Шрифт:
Интервал:
Память на данном этапе, как правило, напоминает уже даже не решето, а одну большую прореху шириной в жизнь, на окраине которой застенчиво топчутся лемминги детских воспоминаний, раздумывая — последовать общей тенденции или немного задержаться?
Уцелевшие эмоции — на уровне радости от кусочка чего-нибудь вкусненького или неудовольствия от переполненного памперса.
Там, где раньше обитала воля, царит полнейшая апатия. Либо шалят растормозившиеся низшие влечения (когда говорят, что весь человек ушел в корень).
Психический маразм (от греч. marasmos — истощение, угасание). Это терминальная, наиболее выраженная и тяжелая стадия слабоумия. Распад психической деятельности при психическом маразме полнейший — вплоть до исчезновения речи, невозможности добиться сколь-нибудь внятной реакции на попытку заговорить, окликнуть, назвать по имени, что-то спросить или попросить сделать. Подобие интереса остается только к еде, и то не всегда, а эмоции — в виде следов удовольствия или неудовольствия. Как правило, в скором времени присоединяется и физический маразм (истощение) с потерей веса, кахексией, грубыми очаговыми нарушениями нервной системы, дистрофией внутренних органов, появлением пролежней и, нередко, застойной пневмонии — а там уже и до летального исхода полшага.
Пришел как-то раз Гулливер на лилипутскую дискотеку. И стало его колбасить. А лилипутов, соответственно, плющить.
Хотя этот синдром относится более к неврологии, нежели к психиатрии, без него описание синдромов и понимание проблем в нашей отрасли медицины было бы неполным.
Когда в начале пятидесятых годов в психиатрической практике впервые появился аминазин, это был прорыв. Это было начало новой эпохи в психиатрии — эпохи нейролептиков. Кардинальным образом изменилась тактика ведения пациентов: теперь многих можно было не держать в больницах годами и десятилетиями — теперь можно было назначать лечение и отпускать их домой! Не всех, естественно, но многих, очень многих. Правда, как утверждают некоторые приверженцы чистой науки, с появлением аминазина из клиник исчез последний настоящий психически больной — якобы настолько нейролептики изменили картину болезни. Но вы же знаете этих завзятых гуманистов с отягощенным анамнезом — их хлебом не корми, дай только произвести лечебно-диагностическую декапитацию. Или наловить репрезентативную выборку пигмеев и шимпанзе, а потом заставить жить вместе долго, страстно и предположительно счастливо — лишь бы поглядеть, в кого пойдут дети.
Вслед за аминазином появился целый ряд нейролептиков, более избирательно действовавших на различные виды психосимптоматики: скажем, стелазин (он же трифтазин) был хорош для купирования бреда, галоперидол — для борьбы с галлюцинациями. Но, как это обычно бывает с любым лекарством, после недолгого периода примерки лавров панацеи появился первый привкус дегтя. Пациентам нейролептики нравились гораздо меньше, чем назначающим их докторам. Почему? Все дело в одном из побочных эффектов — нейролептическом синдроме.
Строго говоря, нейролептический синдром, или нейролепсия, — это частный вариант так называемых экстрапирамидных расстройств (термин взят из неврологиии; экстрапирамидная система управляет движениями человека, поддерживает тонус мышц и позу тела, не задействуя кору головного мозга и ее пирамидные клетки). Расстройства эти могут быть вызваны как болезнью, так и побочным действием некоторых лекарств, особенно тех, которые влияют на концентрацию посредника (одного из многих) передачи нервных сигналов — дофамина. Это могут быть и некоторые из лекарств для лечения паркинсонизма, и блокаторы кальциевых каналов, применяемые в кардиологии, и не в последнюю очередь нейролептики. А поскольку оные применяются очень широко, то нейролептический синдром вполне можно выделить и рассматривать отдельно.
Именно это побочное действие (точнее, целый их букет) нейролептиков так не любят пациенты психиатрических клиник, именно этот синдром расценивают как наказание за какую бы то ни было провинность, и именно его ставят на вид, вспоминая карательную психиатрию. Откуда он берется и чем проявляется?
Точный механизм его пока до конца не изучен. Считается, что нейролептики, помимо прочего, блокируют в подкорковых ядрах рецепторы, чувствительные к дофамину. Это, в свою очередь, ведет к увеличению синтеза дофамина в организме (примерно так человек, привыкая к запаху своего одеколона, использует его все больше и больше, вплоть до умывания им), а его избыток запускает болезненный процесс.
Сам процесс может протекать:
• в острой форме: дали лекарство — скрючило, отменили — прошло;
• в затяжной форме: давали лекарство долго, потом отменили, а побочные эффекты длятся еще недели и даже месяц-другой;
• в хронической форме: когда нейролепсия не исчезает даже после полной отмены нейролептиков;
• в злокачественной форме: с молниеносным развитием и утяжелением симптомов и нередким смертельным исходом.
Выражается нейролептический синдром в следующих проявлениях, которые могут либо существовать изолированно, либо сочетаться друг с другом, порой весьма причудливо.
Нейролептический паркинсонизм. Пациент ощущает скованность во всех мышцах тела, его движения становятся скупыми, заторможенными, руки чуть согнуты в локтях и напряжены, походка семенящая, шаркающая. Более или менее постоянно дрожат руки; в сидячем положении начинают подрагивать колени — то еле заметно, то так, словно пациент их специально подбрасывает вверх. Иногда дрожит нижняя челюсть, что создает ощущение, будто пациент часто-часто жует (синдром кролика).
Дистония. Бывает острая, вызванная текущим приемом нейролептиков, и поздняя, возникающая спустя несколько лет постоянного лечения и сохраняющаяся долго после отмены нейролептиков. Как проявляется? Вспомните, как сводит судорогой мышцы ног, если их отсидеть или если во время плавания их перетрудить. А теперь представьте, что вот так же скручивает мышцы спины, заставляя туловище изгибаться. Или шеи, из-за чего голову уводит вбок или запрокидывает назад. Или жевательные мышцы. Еще встречается так называемый окулогирный криз, когда, помимо запрокидывания головы, закатываются вверх глаза, поскольку свело глазодвигательные мышцы.
Нейролептическая акатизия. Ее сами больные называют неусидчивостью. Постоянно хочется сменить позу, поскольку в той, которую только что занял, уже неудобно. Но и новая не приносит облегчения. Может, встать, походить? Чуть лучше, но тут же хочется присесть. Снова неудобно. Лечь? Да вообще невозможно! Сидя на стуле, пациент ерзает, раскачивается, перекладывает одну ногу на другую и, наоборот, застегивает и расстегивает пуговицы, перебирает пальцами — ни секунды покоя.
Злокачественный нейролептический синдром. Встречается, к счастью, редко. Развивается быстро: резко повышается температура, до 38 по Цельсию и выше, сознание помрачается вплоть до комы, пациент скован, все мышцы тела напряжены, сильно потеет, тяжело и часто дышит, пульс частит, сердце начинает работать со сбоями ритма. Летальность при злокачественном нейролептическом синдроме — от 10 до 20 %.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!