Тютчев. Тайный советник и камергер - Семен Экштут

В 1863 году князь В.П. Мещерский несколько раз наблюдал министра в его интимной жизни («я его видел обожателем у ног прекрасной женщины») и сохранил в своих воспоминаниях увиденное: «И вот, он приезжал к ней по вечерам, сесть в свое кресло, ногу положить на ногу и, отпивая по глоткам свой стакан воды с клюквою, говорить и слушать музыку своих слов. Улыбка самодовольства никогда не слетала с его розовых, слегка чувственных губ, из-под золотых очков блистал всегда оживленный и выразительный взгляд, лоб его не знал, что значит морщина заботы или задумчивости, и когда он сердился, тогда у него слегка краснели пухленькие щечки, и он изливал без остатка весь свой гнев в огненном словоизлиянии. Покойный Тютчев назвал князя Горчакова, коего он был самым бескорыстным приятелем, le narcisse de l’ecritoire. Вернее нельзя было охарактеризовать автора дипломатических нот того времени: диктуя их и перечитывая их, князь Горчаков любовался ими, как любуется грациозный нарцисс, склоненный над водою, своими красивыми формами. Но этим нарциссом князь Горчаков был не только над своею чернильницею, но везде и во всем: за круглым столом его столовой, где он перед такими слушателями, как мы, ронял свои блестящие слова, как Венера свои улыбки толпе профанов; за столом своего кабинета перед послами и политиками, когда он говорил Европе; за столом у Государя в кабинете, когда он излагал свои политические виды; в Государственном совете, когда он высказывал свое мнение, и еще более в будуаре любой красавицы большого света, когда он говорил, чтобы нравиться, и ставил в затруднение кокетливую слушательницу перед вопросом: чем более любуется ее блестящий обожатель: собою или ею»[376]. Портрет эффектный, но поверхностный: в нем нет ни слова о последней любви знаменитого дипломата и его жизненной драме.

Летом 1863 года, когда в Польше полыхало восстание и Российской империи грозила весьма вероятная война с коалицией европейских держав, супруга покладистого почетного смотрителя впервые на непродолжительное время остановилась в доме князя, вскружив голову министру и не оставив равнодушным его ближайшее окружение, в которое входил и Федор Иванович Тютчев, поэт и дипломат.

Мы никогда не стали бы интересоваться этим фактом, если бы он не послужил Тютчеву толчком для написания большого стихотворения «Как летней иногда порою..», включенного в прижизненный сборник стихов и с тех пор постоянно публикуемого во всех книгах поэта. Почетное место в примечаниях и комментариях к тютчевской лирике Надежде Сергеевне отныне было обеспечено. Так, подобно граням пирамиды, в одной точке сошлись поэзия, любовь и политика. Повторяю, только в одной точке.

В это тревожное петербургское лето 63-го года «ямки розовых ланит» на краткий миг заставляли забыть о «неугомонном телеграфе», который каждую минуту мог принести известие о начале большой войны… «Теперь все знакомые не спрашивают при встрече друг друга: здоровы ли вы? — а война или мир?» — записал 26 апреля в дневнике один из современников. В начале лета, 11 июня, Франция, Австрия и Англия потребовали от России созвать конференцию европейских держав для решения польского вопроса и предоставить Царству Польскому политические свободы. 10 июля «Московские ведомости» опубликовали ответы князя Горчакова — каждой державе в отдельности. Если Англию он удостоил юридической полемики, безукоризненно вежливой по тону, то Францию прямо обвинил в поддержке повстанцев, Австрии же просто отказал, коротко и сухо. Европейским державам было заявлено, что Россия решительно отказывается от рассмотрения выдвинутых ей условий. «Кажется, война неминуема, но по крайней мере честь наша удовлетворена», — резюмировала 11 июля одна из московских дам. В этот же день Тютчев написал князю: «…впечатление, произведенное на моих глазах здесь, в Москве, вашими словами — тем полным достоинства и твердости тоном, которым по вашему благородному почину заговорила вся Россия, — впечатление это есть достояние истории». Трем державам не оставалось иного выбора «как постыдное отступление или война»[378]. Они отступили, а торжествующий полную победу глава русских дипломатов был пленен обворожительной Надин. Министра и красавицу разделял 41 год — целая эпоха.

Впрочем, кто знает, может быть, именно присутствие этой женщины и позволило князю Александру Михайловичу одержать одну из своих самых блистательных дипломатических побед — и империя избежала войны. Высочайший рескрипт от 13 июня 1867 года, жаловавший князю чин государственного канцлера, гласил: «Вся Россия торжественно признала заслуги ваши, когда, в 1863 году, в исполнение Моих предначертаний, силою слова обезоружили подымавшихся на нас врагов и тем запечатлели имя ваше на скрижалях будущей летописи нашего Отечества»[380].