Дикий цветок - Вирджиния Браун

Джейк очнулся и быстро взглянул на Кейтлин. Смогла ли она что-то прочесть в его взгляде, хоть какой-то намек на ту страшную ночь?.. Потом губы его сложились в язвительную усмешку.

— Да, я круглый сирота, дорогуша. Если ты именно это хочешь знать… Сколько помню себя в жизни, столько и сирота. И не жди, что сейчас начну лить слезы о дорогих родителях…

— Нет. Ты до сих пор не можешь забыть…

Что-то было такое в ее голосе, что против воли влекло, буквально тащило Джейка к давно забытому. Что эта девчонка сделала с ним? Он никогда не вспоминал об этом, но вот теперь вдруг… Впервые он убил человека, когда ему было двенадцать лет. Всадит в него украденный разделочный нож и вспорол от груди до низа живота, как барана. Не испытав при этом ничего, кроме дрожи отвращения и свирепой, мстительной радости.

В ту ночь его и нашла Паула в проулке за салуном. Всего избитого, полузамерзшего, присыпанного снегом, который принесло в городок неожиданным северным циклоном. Он почти ничего не соображал, и никогда потом не мог вспомнить, о чем подумал, увидев ее. Может, голос Паулы показался ему похожим на голос матери. Она стала перед ним на колени, гладила по голове, стряхивая с волос снег, и что-то говорила, говорила…

Он быстро взглянул на Кейтлин, и что-то мучительно сжалось в груди. Она сидела с закрытыми глазами и чуть раскачивалась, будто напевая про себя. Потом, не открывая глаз, произнесла:

— А я думала, ты родился с серебряной ложкой во рту…

— Было и такое. — Он внимательно вгляделся в ее лицо и, выпрямившись, отошел от кровати, потом, вдохнув поглубже, произнес: — Имеете честь лицезреть Джона Клея Лесситера III, единственного сына и наследника самых больших плантаций в штате Миссисипи. Матушка моя была родом из Филадельфии, дочерью Джейкоба Кресвелла… Слышала о сети таких магазинов, они есть почти в каждом штате? Так как моего отца тоже величали Джон Клей, то матушка называла меня Джейк…

Говорить он больше не мог, поэтому закончил с хрипловатым смешком:

— Но серебряная ложка не всегда без труда влезает в рот… Лет до одиннадцати я рос как наследный принц. А потом вдруг, в один день…

— Я понимаю, — отозвалась Кейтлин.

— Неужели? — Он пожал плечами. — Сомневаюсь.

Джейк не верил, что кто-то способен понять такое, потому что сам до сих пор не мог. Он помнил только побелевшее, словно выточенное из полупрозрачного мрамора лицо матери, когда она говорила отцу, что не желает больше терпеть его распутство и пьянство, забирает Джейка и уезжает в Филадельфию…

Джейк невольно поморщился, словно от боли, и отвернулся к окну. Лишь бы не встречаться с широко распахнутыми, изумрудно-зелеными глазами.

Джон Клей Лесситер застрелил свою жену на глазах у сына. Осознав, что натворил, он пытался оправдаться перед Джейком, но, видя в глазах сына только страх и ненависть, тогда уже все понял.

Потом жизнь превратилась в бесконечную цепь кошмаров и злоключений. Джону Клею Лесситеру удалось убедить местные власти, что произошел несчастный случай, но Джейкоба Кресвелла не так легко было заставить поверить. Кроме того, он хотел вернуть себе внука… Джейк понятия не имел, по каким местам они странствовали. Задворки рудничных поселков не очень отличались друг от друга. За ними часто гнались по пятам… От постоянного страха отец все больше пил. Единственным средством хоть как-то зарабатывать на жизнь была карточная игра.

… — Но почему, папа? — спрашивал Джейк, дрожа от страха. Пьяные бородатые мужчины, пересмеиваясь, смотрели на него и переговаривались между собой. Половины их слов Джейк не понимал. — Почему я должен идти с ними?

— Ничего не бойся, Джейк. Иди с этими дядями… Как только смогу, я вернусь за тобой. Обещаю…

Джейк не верил ему. Не мог поверить. Он еще многого не понимал, но одно знал точно: он стал обузой отцу. Ненужной и опасной.

— Я обязательно приду за тобой, Джейк. — Отец дрожащей рукой погладил его по голове. Голос у него был усталый и безнадежный. — Только отыграюсь немножко… Это скоро.

Джейк старался встретиться взглядом с отцом, а тот прятал глаза. Но мальчик все равно знал, как они сейчас выглядят. Угасшие, иссеченные красноватыми прожилками, с застывшим выражением постоянного страха… И никогда, он уже не отыграется, а только проиграет последнее. Если у него еще есть, что проигрывать.

В это время один из бородачей положил тяжелую руку па плечо Джейка.

— Ладно, курносый ублюдок. Нечего тут рассусоливать, пошли. — Он притянул Джейка к себе и повлек из комнаты. От него несло каким-то жутким, животным запахом. Джейк подумал тогда, что так, наверное, пахнут убитые буйволы. — Да не дрожи ты. С нами интересно… Мы научим тебя таким штукам, которых отец тебе наверняка не показывал!..

— Не обижайте его! — выкрикнул вслед им отец, жалким, сорвавшимся голосом. — Утром я обязательно пряду за ним…

— Хорошо, мистер аристократ, только не забудь принести нам сотню зеленых, что проиграл! Возьмем и бумажками, и серебром. — Здоровяк подтолкнул Джейка в шею. Потом для верности взял за воротник. — А то придется использовать твоего сынка на самых грязных работах. У нас такие найдутся… И не вздумай обращаться к властям. Тогда вообще его никогда не увидишь…

Джейк попробовал вырваться, но толстые пальцы с такой силой тряхнули его за шиворот, что потемнело в глазах.

Отец пришел на следующее утро. Он плакал, умолял охотников, уговаривал взять себя вместо Джейка. Наконец, поняв, что все бесполезно, схватился за кольт. Но его изрешетили на месте… Таким Джейк и запомнил его, жалким, плачущим, а потом лежащим бессмысленным комком возле грязной, избитой конскими копытами загородки.

Джейк пробыл с охотниками почти шесть месяцев. Потом всю жизнь старался забыть о том времени. И, в общем-то, забыл. Но иногда пережитое, колыхнувшись болотной мутью, подступало к самому горлу, жгло каленым железом… Он быстро привык к самой грязной работе. Научился терпеть боль от постоянных тычков и оплеух. Но не мог привыкнуть к постоянному стремлению унизить его, напомнить, что он никуда не годный аристократ. Они называли его не иначе как «лорд Джейк». Их тупые, темные мозги не отличались особой изобретательностью, но если уж им приходил в голову какой-то новый способ помучить пленника, они с радостью брали его на вооружение.

Джейк терпел. Никакой надежды, что в скором времени что-либо изменится или удастся вырваться, у него не было. Жизнь казалась бестолковым и ужасным, состоящим из перепутанных обрывков сном. Он не помнил даже, когда и зачем припрятал разделочный нож… И вот однажды, сидя возле остывающей печки и глядя сквозь широкие щели в сколоченной из горбылей стене на огоньки Эль Пасо, ярко переливающиеся в осенней ночи, он понял, что жить так больше не может. Он понятия не имел, что сделает, но мысли почему-то сразу обратились к этому ножу с наполовину отломанной ручкой, но острым, отточенным лезвием.

В лагере с ним оставался всего один из охотников, которого все называли Снейки. Остальные куда-то разбрелись. Только после полуночи в сарай ввалился полупьяный Король Георг. Его Джейк боялся больше всех. Громадный, с грубым, будто вырубленным из чурбака лицом, на котором вместо глаз значились две крохотные дырочки, он был самым неутомимым мучителем «юного аристократа». Даже когда остальным охотникам надоедало очередное издевательство, он с тупоумным упорством продолжал мучить мальчика.