Остов - Кейт Сойер

– Мм… как от тебя вкусно пахнет.

И Фрэнки поклялась, что больше не позволит лить себе на голову эту гадкую жидкость.

Как ни хотелось ей отправиться в путешествие с папой, она понимала, что, по крайней мере до тех пор, пока малыш не появится на свет, она должна оставаться с мамой. Папа поручил ей заботиться о маме, и, если это подразумевает, что нужно учить алфавит, значит, придется его учить.

Протяжно вздохнув, Фрэнки берет палку и начинает выводить на песке буквы, громко называя их Рут.

Рут наблюдает, как Фрэнки потихоньку носит к костровой яме, из которой вьется дымок, сухие дрова из-под пикапа. Приносит одно полено за другим, укладывает их в костровище. Ее малышке нет еще и пяти лет, а она уже умеет разводить огонь.

Она чувствует повторяющиеся толчки в животе: ребенок не спит. Пихается. Рут кладет ладонь на живот и чувствует, как малыш снова двигается. Уже недолго осталось: несколько недель, а то и несколько дней. Тазовые кости расширяются, вызывая ноющую боль; ее организм готовится к родам.

Рут смотрит, как Фрэнки пытается открыть банку с ягодами. Что станется с дочерью, если она не выживет? В прошлый раз она едва не умерла, а ведь тогда она была на пять лет моложе.

Рут до сих пор не может взять в толк, как они могли оказаться такими беспечными: второй раз наступили на одни и те же грабли. Она думала, что уже не может иметь детей: менструации были нерегулярными, в волосах прибавлялось седины. Ей уже за сорок, и она знает, что у Энн менопауза наступила рано, о чем та не уставала ей напоминать: «Рути, мы всегда хотели, чтобы у нас, кроме тебя, были еще дети, но я со своим феминизмом слишком поздно сообразила, что у моих биологических часов свой ритм». Заявление не в духе феминистки, всегда считала Рут. На этот раз, когда ее начала мучить тошнота, Рут сразу вспомнила Билла, его мутные глаза, худосочную фигуру. Как-то не подумала, что четыре года назад подобное с ней уже было. Только когда живот стал округляться, она поняла, что происходит.

Впереди еще одна осень, когда она не сможет охотиться и собирать дары природы. Ник, конечно, как и прежде, будет заботиться о пропитании, но теперь многое изменилось. Они рассчитывают не столько на его трофеи, сколько на то, что ей удается поймать и насобирать. Каждый раз он уходит все дальше и дальше от дома, а чего-либо стоящего находит все меньше. Скоро пора убирать урожай, но запасы будут куда скуднее, чем в минувшие годы: почти все, что они посадили весной, погибло из-за проливных дождей.

– Мам, идем.

Фрэнки сидит по-турецки на песке у костра. Огонь разгорается, пожирая сухое дерево; языки пламени взмывают высоко.

– Что ж, давай готовить ужин.

Рут готовит на углях кашу из грибов, морских водорослей и кусочков угря. Они едят молча, слышны только треск огня да чавканье Фрэнки.

– Фрэнки, пожалуйста, жуй с закрытым ртом.

Глупо, конечно, пытаться прививать застольные манеры, если они сидят на песке и у них грязные огрубелые ноги. Да, они едят погнутыми ложками из старых жестяных банок, но Рут не отпускает тревога. Что, если мимо будет проплывать корабль? Или спутник передаст фото их лагеря на какой-нибудь далекий компьютер и за ними пришлют самолет? Или та девочка-подросток, Нина, теперь уже молодая женщина, вернется с Южного острова с известиями о сохранившейся цивилизации? Нельзя допустить, чтобы ее дочь считали дикаркой, которая не способна адаптироваться в обществе нормальных людей. Поэтому Рут продолжает воспитывать Фрэнки так же, как ее в свое время воспитывала Энн. И это один из самых верных признаков того, что надежда в ней еще не угасла.

– Вот как это было Прежде. – Этими словами Рут завершает очередную историю, рассказанную дочери перед сном.

Подоткнув одеяла под засыпающую Фрэнки, Рут встает и потягивается.

Ноги болят.

Она задирает на себе изношенную одежду, кладет ладони на живот, почесывает его. Растянувшаяся кожа нестерпимо зудит. Вот бы смягчить ее каким-нибудь кремом или чем-то вроде того приятно пахнущего какао-масла, что стояло на полке в ванной Фрэн, – Рут обязательно мазалась им, когда ходила в туалет дома у подруги. Но здесь ничего такого нет, разве что топленый жир пойманных зверей.

Шум.

Снаружи.

Рут поворачивается ко входу. Вряд ли это Ник. По ночам он не путешествует. Даже при свете полной луны разбитые дороги коварны и таят в себе много опасностей. Малейшая ссадина или порез, полученные при падении, могут воспалиться, а с учетом того, что ей скоро рожать, они должны поберечь запасы антисептиков и антибиотиков, пусть у большинства из них уже вышел срок годности.

Шум повторяется.

Шорох.

Рут уверена, что возле хижины кто-то ходит. Затаив дыхание, она прислушивается. В отдалении тоже кто-то шумит. Звон падающих бутылок, треск рвущегося пластика.

Кто-то посторонний в их кладовой.

Она тихонько пододвигается к ружью у кровати. Его едва видно. Костер почти догорел, тлеющие уголья отбрасывают лишь слабый свет. Рут протягивает руку за ружьем, но задевает его, и оно со стуком падает на пол. Фрэнки просыпается.

– Мама? – раздается дрожащий голосок девочки.

– Тсс.

Рут неуклюже опускается на четвереньки. Под тяжестью висящего живота позвоночник выгибается вниз. Она водит ладонями по полу, застеленному разными коврами, ищет ружье. Наконец нащупывает холодный металл дула.

Снова шум.

Стоя на коленях, она поворачивается ко входу.

Рычание.

Фрэнки тихо скулит. Она тоже услышала шум. Девочка сидит в постели, натянув одеяло до подбородка, и округлившимися от страха глазами таращится на вход.

– Мама, – шепчет малышка, – это Злой Волчище пришел?

– Тихо, солнышко. Заткни уши.

Фрэнки повинуется, плотно прижимая к ушам маленькие ладошки. В полумраке ее вытаращенные настороженные глазенки блестят.

У самой Рут сердце колотится как отбойный молоток, дышать становится еще труднее, а из-за беременности дыхание у нее и без того затрудненное. Она берет ружье в руки, дуло направляет вверх, взводит курок. Потом, глубоко вздохнув, делает предупредительный выстрел.

Перезаряжает ружье, нацеливает дуло на вход и спускает курок еще три раза.

В мрачном настроении Ник тащит тележку мимо развалин маленького магазина. Он почти дома, но боится встречи с Рут, хоть и знает, что она попытается не показывать, как разочарована трофеями, которые он везет из этого долгого похода.

Конечно, ему следовало бы попытать счастья где-нибудь в новом месте.

Вчера он убедил себя,