Благие намерения. Мой убийца - Ричард Халл

– Нет. Если честно, не помню. Скорее всего, все было примерно так: меня неверно поняли, а потом передали Алану в преувеличенной форме, иначе он не написал бы это письмо.

– А вы не припомните имена людей, что находились рядом, когда вы поспорили?

– Нет. Дело было в клубе, точно. Но если нужно, попробую выяснить.

– Пожалуйста. Хотя вопрос не срочный.

Конечно, не срочный, если только инспектор необъяснимым образом не догадался, что никакого пари никогда и не было. А так как, на мой взгляд, догадаться он не мог, то я решил предать вопрос забвению. Я надеялся, что наша беседа окончена, но просчитался с инспектором. Тихий и спокойный на вид, он, казалось, никогда не торопился и не волновался, а его мастерство в ведении допроса заключалось в том, чтобы задавать не относящиеся к делу нелепые вопросы. На первый взгляд! Однако в моем необычном положении почти каждый вопрос был по делу и точно к месту.

– Вы получили письмо сегодня утром? – продолжил он.

– Да. По-моему, я уже об этом упомянул.

– О да, сэр! И конверт вы выбросили в своем банке?

– Именно. Когда вытащил чек, чтобы положить с него деньги на счет.

– Вы его порвали?

– Кажется, да. Но я мог его выбросить и на улице. Правда, не помню. Послушайте, я понятия не имел, что это важно.

И снова инспектор кивнул.

– Я понял, что вы так посчитали. Возможно, мы найдем конверт, когда проверим в банке корзину для бумаг. Еще один сотрудник пройдется вдоль канавы. Вы, кстати, случайно, не обратили внимания на почтовый штемпель?

– Боюсь, что нет.

– Хорошо, сэр. Думаю, на данный момент это все.

В конце концов он закончил допрос и встал.

– Странно, сэр, – обернулся он уже в дверях, – как ненадежна наша память. Я вот тоже не могу припомнить ни победителя дерби, ни ставки.

– Примерно через час мы оба вспомним кличку. А что касается ставок, я в этой области полный профан.

– Действительно, сэр. Кстати, вы не против, если я позаимствую письмо?

– Нисколечко.

Я охотно передал ему листок. Конечно, этот документ представлял меня далеко не в самом выгодном свете, однако, в конце концов, мнение инспектора Вестхолла обо мне не имело никакого значения. Главное, что такое письмо мог написать только Алан. Никто, кроме него, не стал бы грубить человеку, который спасал его шкуру, и теперь я понимал, что зря на него разозлился. Свою роль он отыграл филигранно, особенно учитывая внимательность инспектора Вестхолла. И Алан заслужил в качестве награды получить на ужин то, что требовал. Позже этого парня можно будет опустить с небес на землю, пока же его следовало побаловать.

Мы неплохо провели вечер в моей квартирке к северу от Риджентс-парка.

Алан, видимо, весь день проспал как бревно, и, кроме единственного телефонного звонка, который он проигнорировал, ничто его не беспокоило. Я тоже немного вздремнул в библиотеке клуба, несмотря на то, что один изверг шуршал бумагами и шумно листал страницы справочников – видимо, решил, что эта комната специально создана, чтобы решать кроссворды, тогда как в действительности она предназначена для отдыха. Кое-кто из знакомых порывался спросить, знаю ли я что-то про Ренвика, однако тех, кто поднимал этот вопрос, я обескураживал тем, что гнул свою линию: «Мне ничего не известно, но даже если бы я что-то знал, то, естественно, не смог бы это обсуждать».

Я пробыл там до пяти, потом тихо и скромно пошел за покупками. По дороге понял, что машинально ищу за собой слежку, и сам на себя рассердился. Естественно, никто за мной не следил, и глупо было считать иначе. Глупо и опасно. Нужно проявлять осторожность и вести себя совершенно естественно. Сказалась, вероятно, бессонная ночь: от усталости мне было трудно сдерживаться. А как я перенервничал в магазине «Вулвортс»! Я покупал для Алана зубную щетку и так, по мелочи, складывал в «дипломат», как вдруг заметил, что за мной явно наблюдают, даже сердце на миг замерло. Слава богу, это был всего лишь сотрудник охраны.

Даже Алан признал, что я заботливо удовлетворил большую часть его пожеланий. Он расхаживал из кухни в комнату и радостно болтал. Суп пришелся ему по вкусу, лосось был превосходен, и даже огурец я не забыл.

А вот про пижаму он сказал, что не нужно так экономить, и сообщил, что хотя с детства он спал исключительно в шелковых, попытается привыкнуть и к таким.

– А узор-то, узор… просто позорный, как раз в твоем вкусе. Будет напоминать о тебе. Вечно! И твоя доброта не канет в Лету. Только не стоило заворачивать в пижаму мясо.

– Я не могу таскаться с кучей сумок.

Как это в духе Алана: одним махом поругать мой цветовой выбор и похвалить действия, а затем продолжить жаловаться без всяких на то причин. Впрочем, через тридцать секунд он про все это вообще забыл.

– Платки! Наверняка тоже из «Вулвортса». Это что, мы одеваемся, соответствуя ситуации, да? Черт, ну и носки!

– А что, хорошие носки. Я сам такие ношу.

– Правда? Так вот почему ты так выглядишь. Ладно, не бери в голову! А сколько мне еще носить эту рубашку?

– Я не забыл про рубашки, просто не знал твой размер.

– Шестнадцать по вороту. Думаешь, носки подойдут?

– Надеюсь. Вот обувь достать будет непросто, а костюм и того сложнее. Приобрести рубашку с воротником шестнадцатого размера, может, еще и удастся, хотя даже полный идиот заметит, что я ношу на два размера меньше. Но я не понимаю, как можно купить обувь и костюм явно не своего размера.

– Придется сделать это самому.

– Пока ты должен посидеть в квартире и на улицу не выходить.

– Но мне нужно проветриться!

– На первых порах – нет. Потом у тебя будет полно времени, тогда и станешь проветриваться.

– Ладно. Как прикажете. Пару дней выдержу. В конце концов, наверное, надо терпеть кое-какие неудобства.

Замечание говорило само за себя, и пока Алан заканчивал готовить ужин, я впервые задумался над тем, как он относится к ситуации. Я всегда полагал, что убийцы – или дерганые, нервные типы, которые мечтают сбежать и боятся собственной тени, или безумцы, одержимые жаждой крови. Или же хладнокровные типы, которые полагаются только на себя и просчитывают наперед каждый шаг.

Однако Алан Ренвик не был ни тем ни другим. Да, испугавшись, сначала он убежал и нервничал, когда заговорил со мной на лестнице, но в основном держался довольно спокойно. Он вбил себе в голову, что я пойду на все, что он попросит. Именно его уверенность невольно убедила меня ему помочь. Теперь же Алан, по всей видимости, совсем не переживал. И не выказывал ни малейшей капли раскаяния. Видимо, до сих пор считал Бейнса лишь насекомым, которого пришлось задавить. И он совершенно ни о чем не думал, даже не пытался. Весь мыслительный процесс предоставил мне, а сам заботился лишь о мелких деталях своего личного комфорта.