Смертельный архив - Алексей Макеев

Капитан и так знал… чувствовал. Опять ушла: теперь нужно сделать выбор – да, впрочем, какой выбор? Есть лишь один вариант…

«Мерседес», рыкнув, сорвался с места; притихшие бойцы отсоединяли рожки от автоматов, щелкали затворами, выбивая обратно ненужный патрон.

Звонарев улыбался, глядя на проносящиеся за окном фонари, – карты легли на стол: две семерки капитана против фул-хауса врага. Фишек больше нет.

Настя вошла – и остановилась на пороге комнаты, привыкая к темноте. В окно лилась белая лунная дорога, даря предметам мистические очертания; длинные кривые тени деревьями тянулись в разные стороны. Звонарев уставился в одну точку; не разулся, и белые кроссовки двумя пятнами горели в густом сумраке.

– Саш… – девушка осторожно села рядом; положила руку на его сцепленные замком ладони, почувствовав, как они напряжены и холодны.

– Она победила, – Настя вздрогнула: голос капитана донесся будто из ямы. – Разом убила зайцев – спишет покойников, уберет противника…

– Еще не все потеряно! – девушка придвинулась ближе. – Три дня – большой срок.

– Ты откуда знаешь про три дня?

– Видела распечатку: ты говорить не закончил, а мне на почту шло. Есть одна идея…

– Ну?

– Пока не скажу, надо обдумать, – придвинулась совсем близко, обхватила руками его шею. – Мы не дадим ей выиграть, обещаю.

Звонарев прижался щекой к ее волосам. На душе никогда не было так погано – и только присутствие Насти чуть-чуть скрашивало состояние тупой обреченности. Три дня – очень маленький срок, что бы она ни говорила; вне закона, не может рассчитывать на друзей, не может даже по-детски уткнуться маме в плечо – бесполезно, конечно, проблему так не решить, но успокаивает. Хотелось, чтобы темнота, окружавшая их, никогда не рассеивалась – тогда не будет отсчета дням и следующим ночам… и тот день, когда он приставит к голове пистолет и нажмет холодный крючок, тоже, возможно, никогда не наступит.

– Мы не успеем, – капитан чувствовал, как сильно бьется сердце девушки. – Если так случится…

– Да? – Настя задышала чаще.

– Позаботься о маме… и Свете, бывшей… Вдруг мразь надумает их «убрать»?

– Во-первых, это не понадобится! – в голосе не было решимости, которую так хотел слышать Звонарев. – А во-вторых, если случится худшее, смысла убивать родных нет. По всему видно, имеем дело не с полной идиоткой – не станет она рисковать напрасно.

– Все равно пообещай! – капитан немного отстранился.

– Обещаю. Если вдруг – лучшие бойцы будут дежурить возле них круглосуточно.

– Спасибо, – он снова обнимал ее, вдыхая щекочущий аромат цветов и «Шанели». Стало легче – то ли от осознания, что родные будут в безопасности, то ли оттого, что девушка, в которую он стремительно влюблялся, сидела рядом… Настя будто почувствовала – плавно запустила руку ему под рубашку, провела теплой ладонью по груди…

Харон, до этого сидевший на кухне, матерно бурча, хлопнул дверью.

* * *

Следующие два дня не принесли результатов. Работник морга не сообщил ничего нового, психиатр тоже – правда, люди Насти выяснили, что кое о чем доктор умолчал: выписал он Ермолаева за взятку, причем существенную, но откуда пришли деньги, от кого, узнать не удалось. Купюры отобрали, сняли отпечатки, пробовали выяснить по номеру, где выданы, – бесполезно. Ниточки, ведущие к таинственной женщине, оборвались.

Капитан почти не спал – лицо осунулось, резче выступили на смуглой коже скулы, волосы по вискам запорошило серым инеем. Он подолгу держал в руках пистолет, ощущая теплый пластик рукояти и опасную тяжесть матового железа; взводил и опускал на место боек, словно привыкая… до назначенного срока остался день.

Письмо – то, в котором капитан признавался в содеянном, сожалел и притворно раскаивался, – лежало в нагрудном кармане белого, подаренного Настей костюма. Иногда Звонарев ловил себя на мысли, что лучше бы тогда, на лавке чужого района, Юркова не было – быть убитым не то же самое, что совершить самоубийство. Он пытался представить, каково это – приставить к голове оружие и спустить курок… стоит ли закрыть глаза, или не надо? Больно будет? Вряд ли – убитые, которых он видел, чаще таращили удивленные, никак не испуганные глаза. Миг, секунда – и все кончится… и враг, наверное, будет улыбаться, пока капитан летит вниз, где с каждым метром становится горячее… На арфу и персональное облачко Звонарев не рассчитывал.

– Положи его, – капитан вздрогнул, не заметив вошедшего Харона. – Выстрелишь случайно.

– Не выстрелю, – но пистолет отложил в сторону. – Какие новости?

– Особо никаких… – Димка уселся в кресло. – Настя ищет, полгорода на уши подняла, но пока глухо. Наши пацаны всем знакомым отзвонились – может, кто что слышал…

– Да никто ничего не слышал! – Звонарев резко встал. – Понятно же, баба не сама по себе: Хорошевский «мутит»! Вот с кем потолковать стоит…

– Никак, – Харон мотнул головой, – он охрану усилил, видимо, после нашего маленького… – он замолчал, подбирая слово, – казуса!

– И что делать?

Димка отвернулся к окну, уставился на ожившие цветочки:

– Есть одна мысль.

– Ну?

– Можно разыграть самоубийство, – он внимательно посмотрел в глаза капитану, – есть человек, мастер по спецэффектам. Выглядеть будет натурально, бабенка выползет из норы – тут и накроем.

Капитан долго молчал. Идея могла сработать – перестав чувствовать опасность, она снова займется продажей архива; появится возможность проследить за Хорошевским – где-то ведь он с ней встречается…

У Димки в кармане загудел мобильный. Он вытащил трубку, молча приложил к уху.

– Тебя, – протянул Звонареву, – Настя.

– Да?

– Слушай внимательно, не перебивай, – голос звучал взволнованно. – Прямо сейчас бери Харона и езжай к бывшей жене!

– Что… – капитан похолодел.

– Быстрее. На мой телефон пришла эсэмэс, адресовано тебе. Дословно: «За театр – минус один. Скажи Свете гуд бай».

– Едем! – проорал капитан, хватая пистолет. Димка вскочил и бросился в коридор.

«Мерседес», снова нарушая правила, ракетой несся по городу. Звонарев немигающими глазами смотрел на полосы разметки, летящие с бешеной скоростью под днище машины.

«Если она… Если ее…» – мозг не хотел заканчивать мысль.

Доехали за десять минут. Двор выглядел спокойным – грелись на солнце местные «аборигены»; толпа детворы облепила разноцветный пластиковый городок; две уродливые собаки рылись возле помойки, разрывая зубами пластиковые пакеты и разбрасывая на волю ветра отходы.

Свету капитан увидел сразу, едва «Мерседес» въехал в арку, – нахмурившись, жена что-то искала в маленькой сумочке. Нашла, вытащила – пиликнула, моргнув фарами, маленькая «Шкода». Села за руль.