К нам едет Пересвет - Захар Прилепин

Наверное, к тому, о чем и писал здесь, в этом на первый взгляд несколько манерном, но внутренне очень честном тексте.

Я писал о том, что рад приходу всякого времени и любого возраста, — но не понимаю, какое отношение имеет это время ко мне, если я родился собой, жил и живу собой, и душа моя никогда не научится реагировать на время. Душа же вообще ни при чем! Они же по разным ведомствам числятся! Время, может и идет, а душа — посмотрите, танцует в луче солнечного света. Никуда не делась, никуда не денется.

А вот и мама пришла с половой тряпкой, сейчас она устроит мне танцы…

2009

Наивный юноша, увольняющийся из спецназа, в 1999 году я прибыл в город N в надежде найти работу. На предпоследние деньги купил я пышные, как перины, газеты с вакансиями, разложил их на полу и прилег рядом.

Сердце мое подрагивало в приятных предчувствиях. Меня возбуждало самое слово «вакансии», в нем слышался гул моего бесконечно очаровательного будущего.

Сейчас найду себе отличную работу, был уверен я, и мне будут платить много денег, ведь я молод, красив, обаятелен. То, что я никакими полезными навыками не обладал и последние пять лет ничего не держал в руках, кроме автомата, меня не волновало.

О, наивность юношества! Единственный способ познания мира.

Ввиду того, что ни плотником, ни столяром, ни газовщиком, ни крановщиком я быть не мог по определению, мое внимание сразу привлекли набранные крупным шрифтом, изобилующие восклицательными знаками объявления о поиске «экспедиторов» и «продавцов-консультантов». Это как раз то, что мне нужно, был уверен я. Я стану лучшим в мире экспедитором. Тем более что все эти вакансии, согласно объявлению, были высокооплачиваемы.

На звонок ответила светлым и сладостным голосом особа женского пола: «Здравствуйте, меня зовут Катя. Давайте знакомиться?».

Несколько легкомысленно улыбаясь, я назвал свое имя.

— А сколько вам лет?

Прозвучала цифра.

— Замечательно! Учитесь, работаете?

Выяснилось, что и с первым, и со вторым в моем случае покончено, но со вторым — временно.

— Очень хорошо! — неизменно реагировала моя очаровательная собеседница, улыбаясь за кадром.

Сердце мое при каждой положительной реакции сладко вздрагивало. «Подхожу! Подхожу! — пели в душе ликующие птицы. — Нет, все-таки у меня замечательные данные: и возраст, и образование…»

— Итак, мы предлагаем вам следующие вакансии, — сообщили мне, перечисляя. — …Вас что-то заинтересовало?

Конечно, заинтересовало, особенно обещанный размер зарплаты. «Вас будут ждать по такому-то адресу».

Фирма, куда я направил стопы, имела внушительную железную дверь, которую мне открыли только после того, как я назвал фамилию в домофон и показал паспорт охраннику в белой рубашке и галстуке.

Приемная выглядела прекрасно: солидная мебель, успокаивающие обои, ковер, за спиной миловидной секретарши музыкальный центр с большим выбором компактов.

Присев на диванчик, с презрением или, гораздо реже, с интересом оглядывал я своих конкурентов. В основном молодых людей мужеского пола. Некоторые нервничали, некоторые вели себя развязно.

Секретарша, улыбаясь, раздала всем анкеты. Нервные буквально выхватили анкеты из белых душистых рук; наглые брали лениво, не вставая, и тут же спрашивали: «Ручку дадите, что ли?»

Секретарша была выдержанна и корректна: «Вот, пожалуйста».

По заполнении анкеты меня и еще одного молодого человека пригласили в кабинет к директору. Директор был красив, подтянут, молод — не старше тридцати. Одет безупречно, ногти на руках будто полированные.

Первый вопрос: как вы и вот вы потеряли работу?

— Нахожусь в отпуске и ищу новое место, — поясняю я.

— Причина? — генеральный директор смотрит серьезным и твердым взглядом.

Называю убедительную причину; на лице директора удовлетворение.

— А вы, Толя? — обращается он к парню, зашедшему вместе со мной.

— Я не работаю.

— Как давно?

— Год.

— Как случилось, что вы целый год (ударение на двух последних словах) не работаете?

— Не мог устроиться.

— Куда вы устраивались?

— На завод.

— Но у меня же не завод! — директор изображает некоторое неудовольствие. Спрашивает у нас про образование, и я снова в выигрышном положении перед несчастным Толей.

— Итак, — переходит директор к делу, — я не могу взять на работу всех подряд. Мне нужны люди деятельные, инициативные и коммуникабельные. Работа сложная, требующая физической активности. В моей фирме 72 человека, все с 8:00 до 19:00 находятся в разных местах города, выполняют всевозможные задания. Вы коммуникабельный человек? — спрашивает он у меня.

Как можно красноречивее убеждаю его в этом.

— Ну что ж (отлично выдержанная пауза)…вы мне (пауза по типу «секундная задумчивость»)…нравитесь. Но, естественно, я не могу вас сразу поставить начальником отдела. Мне нужно на вас посмотреть в деле. Можете завтра посвятить нам целый день?

— Конечно, могу, — немедленно соглашаюсь я, уже уверенный, что через неделю я точно буду начальником отдела.

— Завтра в 8:00 сюда же. Всего хорошего.

Крепкое мужское рукопожатие. С трудом сдерживаю довольную улыбку, которая все-таки проявляется, когда я слышу за спиной:

— Ну, а что же мне с вами делать, Толя?

В сердце моем расцвела ясная уверенность, что я всю жизнь мечтал быть экспедитором или мерчандайзером. Даже не зная смысла этих слов.

На другой день в полвосьмого я на месте. Топчусь у железной двери. Не пускают. Строго тут у них, сразу видно — порядок. Это вам не «хочешь похудеть — спроси меня как».

Собираются претенденты. Чем больше претендентов, тем меньше мне нравится происходящее.

Нас впускают. В приемной за десять минут набирается человек тридцать. Мало того что неудачливый Толя и масса подобных ему нервно подрагивающих юношей здесь, — среди созванных на подготовительный день обнаруживаю вместе с нами прошедшую тяжелый отборочный день женщину бомжеватого вида, которая, открыв сумку (в ужасе ожидаю, что она достанет что-то вроде бутерброда), извлекает оттуда пачку календариков и тут же преподносит в качестве подарка соседям, затем секретарше.

В соседней с приемной комнате слышны звонкие юношеские голоса, шум, крик, визг и хохот. «Что у них там, театральный кружок?» Со временем шум упорядочивается, мне слышно, как за стеной произносят бойкие речевки, но разобрать слов я не могу.

Наконец вся эта толпа из соседней комнаты вырывается на волю, мальчики и девочки, — все куда-то уходят, при расставании хлопая друг друга по ладошам — эдак по-американски, вертикально поставленной рукой.