Чёрный сектор - Юлия Шолох

— Ты ничего не понимаешь! — Истошно крикнула та. Опустила голову, стала болтать ей из стороны в сторону и рыдать. — Ничего не понимаешь! Не понимаешь. Вы все не понимаете.

— Я всё понимаю. Мы все вместе тут оказались. Все в одинаковом положении. Мы…

— Нет! — Пустота вскинула голову. Её лицо исказилось такой мукой, что Кира отшатнулась. — Я беременна!

— Что? — Невольно воскликнула Кира и чуть не упала на попу.

— Беременна! Думаешь, я за себя трясусь? Думаешь, мне так уж важно, сколько будет действовать эта марка? Когда за нами прилетят? Важно, что тут сам воздух нас отравит? Я не за себя боюсь! Сейчас первый триместр, все самые важные жизненные органы ребёнка закладываются. Не хватит какого-то элемента — ребёнок родится больным. Или вовсе не родится. Думаешь, я за себя боюсь? — Пустота выглядела злой, скалила зубы и совсем не походила на ту жалкую истеричку, которой все её считали. — Я его уже убила! — Она на миг замерла, лицо разгладилось, крупные слёзы потекли по щекам. — Уже убила этого ребёнка! Чего ему не хватит? Что у него не сформируется? Мозг? Сердце? Кишечник? Или сформируется неправильно? Он сможет жить… сможет жить так? Или умрёт в муках на моих глазах? А я буду просто смотреть и жалко лепетать, что не справилась. Не смогла!

Она снова замолчала, опустила голову, а потом просто распласталась на земле, обхватила руками голову и тонко захныкала. Злость ушла, теперь это было просто беспросветное отчаяние. Скорбь. Горе.

Страшней, чем Дайна, когда она лежала в окровавленной траве с вывернутой ногой.

Это стало последней каплей.

И Кира не выдержала. Всё же не железная. Она схватила рюкзак, и, спотыкаясь, побежала прочь. Прочь отсюда, подальше от лагеря! Она не хотела ничего знать, не хотела ни о чём думать, не хотела ничего бояться. Хватит с неё! Хватит всего этого!

Но мысли упорно лезли в голову, словно бежали следом и догоняли. И ещё — перед глазами то и дело вставало лицо Василисы, когда та призналась в своей беременности. Кира ни разу не пыталась понять, отчего та такая нервная. Изначально считала, впрочем, как и все остальные, что Пустота слишком глупая, слишком ограниченная и балованная, что она неспособна понять ситуацию и терпеть.

А она всё это время просто боялась за ребёнка.

Кира летела над камнями, лёгкая и быстрая, словно лань. Она пыталась убежать от всего этого. Так глупо! Будто сбежав из лагеря можно оставить за спиной все беды и горести. Будто сбежала — и ничего нет.

Она остановилась только на берегу Изумрудных Луж. Она почти задыхалась, но не могла остановиться. Быстро огляделась. Такой тихий, мирный пейзаж! Очаровательный. Экзотичный.

И каждая частичка всей этой красоты её медленно убивает. Всех их.

Кира отвернулась и побежала по берегу. В голову пришла назойливая мысль, что девчонки станут её искать, и конечно, придут сюда. А она не хочет их видеть. Никого, никого не хочет видеть. Потому что каждый человек в лагере, как выяснилось, прячет секрет. И этих секретов стало слишком много, чтобы Кира могла их вынести.

Это… это словно болезнь, которой нужно переболеть в одиночестве. Потом она будет сильной. Будет помогать Зои, помогать Василисе, искать выход. Сделает, что может.

Потом.

Сейчас она просто бежала по берегу, а устав — упала в камыши. Забилась там, как хотелось не раз ранее — в самую гущу, свернувшись клубком.

И зарыдала.

Наверное, это было самое лёгкое — рыдать. Сбежать, забыть, не думать. В другое время Кира саму себя бы за такое поведение презирала, но не сейчас. Слёзы лились, горячие, солёные, а она всё сильнее забивалась в камыши, будто хотела обмотаться ими как в кокон.

Просто срыв. Бывает. Бывает. И пройдёт. Когда-нибудь. Просто нужно, чтобы эта дикая тяжесть, которая не даёт вдохнуть, немного ослабла. Хоть на миг. Ну пожалуйста, пожалуйста! Хоть на миг!

Сколько времени она там пролежала, неизвестно. Конечно, успокоилась со временем, но стоило невольно вспомнить, подумать… и горло перехватывало, и слёзы начинали лить заново.

И даже закрадывалась непрошенная мысль, что пусть бы это всё закончилось. Быстро. Если быстро, то не страшно. Просто тебя не станет. Как щелчок. Свет. И тьма.

Если быстро.

— Кира?

Голос, который донёсся до её ушей вначале показался просто обманом слуха.

— Кира! Что с тобой?

Она еле разлепила опухшие глаза. Это был Никита. Стоял рядом, смотрел сверху вниз и его лицо становилось всё более серьёзным, словно обрастало коркой льда.

Откуда он тут взялся? Ну да, она бежала по берегу… прыгнула в камыши, но вряд ли могла пробежать столько, чтобы добраться до лагеря Саблезуба. Разве она бежала в ту сторону?

А какая разница?

Никита тем временем отбросил копьё и рюкзак, упал рядом на колени, отогнул весь камыш и стал её трогать. Вернее, Кире так показалось. Он провёл по рукам и ногам, по спине и по животу, ощупал голову и схватил за подбородок, всматриваясь в лицо.

Так странно. Единственные прикосновения за много месяцев. Ну, кроме той недавней ночи. Совсем не ласковые прикосновения. Но хочется ещё.

— Ты в порядке? — Никита, наконец, убрал руки. — Ран нет. Где твоё копьё?

— Какая разница? — Кира тут же свернулась обратно в клубок и закрыла глаза. — Это неважно.

— Что произошло?

Так спокойно спросил, тепло даже. Будто может что-то решить и наладить. Или хотя бы успокоить.

— Ничего.

— Я не уйду, пока не узнаю.

Да, Кира знала. Никита не бросит её. Но при этом отдаст кому угодно. Как вообще возможно совместить эти два знания?

С другой стороны, какая теперь разница?

— Ничего. Просто мы все сдохнем здесь.

Он молча ждал продолжения. Кира всхлипнула.

— Ахлейн сделал анализ окружающей среды. Местный воздух ядовит, он убьёт нас примерно за год. Огонь возвращается в лагерь. Они ничего не нашли. А до того, как убьёт воздух… Скоро перестанет действовать марка Дольцера. Девчонки и пацаны в одном лагере… Природу не обманешь. Да ещё когда скоро смерть, значит, нужно жить на полную катушку. Значит, через месяц у нас будет половина беременных. Они сдохнут ещё раньше, при родах. Как это будет? Мы будем надеяться на лучшее, следить за схватками издалека, а потом, если вдруг выжили, перерезать пуповину самодельным ножом и заворачивать младенцев в обивку сидений? Не-е-ет. Мы сдохнем, все сдохнем здесь, но перед этим будем мучиться. И мучить младенцев. Вот что с нами произойдёт.

Она снова всхлипнула. Всё так глупо! Так нелепо…

— Ты беременна?

Его голос лишь на миг дрогнул. Но это её доконало! Что называется — вспомни всё.