СССР: вернуться в детство?.. - Владимир и Ольга Войлошниковы

камеру, из которой подтравливает воздух.

Я шла и представляла себе, как гордо сейчас с ней поговорю. Я же издающийся автор, а не пуговичка вам от кальсон! И вообще, скажу: я и так согласилась на уроках сидеть, вам не кажется, что заставлять меня в придачу непрерывно смотреть на доску и записывать примитивные примеры — это всё на психологическую пытку смахивает? И ещё…

Я зашла в директорскую приёмную и проследовала мимо секретарши.

— Там никого нет! — воскликнула она.

— Вон она, сзади идёт, — мрачно ответила я и прошла в кабинет.

Памятуя о том, что наша директриса в те годы крайне трепетно относилась к тому, чтобы в её присутствии никто не смел садиться раньше неё, я остановилась у её стола, напротив директорского места. Так, пожалуй, даже лучше будет. Она сядет, и мы окажемся практически на одном уровне.

Директриса величаво… как это сказать?.. вшагала в кабинет и уселась в своё директорское кресло. Смотрела она крайне неприятно. А ведь будет вполне доброжелательная тётушка. Сильно потом. После всех своих несчастий. Удивительно, как люди меняются. Я думала всё это, пока она пафосно читала мне нотации. И вдруг, в паузе, услышала свой голос. Мдэ, бывает со мной такое, особенно в момент стресса, подсознание успевает сказать до того, как регулирующие процессы включатся:

— Алевтина Ивановна, не пускали бы вы сына на речку. Утонет ведь он…

— Что? — остановилась она на полном ходу.

Я тяжко вздохнула и потёрла лоб. Ну, вот заче-е-ем?.. Как мне вырулить теперь?

— Там… будет на дне какой-то бетонный блок с торчащей арматурой. Он нырнёт и насадится, прямо всем телом. Пока найдут, пока будут вытаскивать, он умрёт от кровопотери и утопления. И, возможно, от болевого шока.

Мне показалось, что у неё не только лицо побледнело, а даже глаза.

— Ты что такое говоришь?..

Я всё-таки села и ссутулилась:

— Я уже жалею, что вам рассказала. Я ведь не смогу назвать ни год, ни место. Только… он довольно большой уже будет. Может, даже в институте уже будет учиться. И, кажется, поедет с друзьями…

Стало слышно, как громко, отчётливо отсчитывают секунды стрелки настенных часов. И тут я сломалась. Я ведь помню её…

— Мы… с вами потом общаться будем… — немного, но перемена в человеке будет настолько оглушающая… Слёзы полились у меня в три ручья. — И вам после его смерти будет очень тяжело. Инсульт случится. Там будет ещё что-то плохое, это я уже не знаю. Но сына попробуйте спасти…

Я начала рыдать уже неостановимо. Достала из кармана фартука платок, высморкалась. Надо же было, чтобы срыв произошёл именно сейчас, именно здесь…

В руки мне тыкался стакан с водой.

— Оля… попей, — она сидела напротив меня на корточках, и была похожа на самую обыкновенную тётю, только что с гнездом на голове.

Я отхлебнула несколько глотков.

— Спасибо.

— Ты… ты откуда это всё?..

— Я не знаю. Только никому не говорите, пожалуйста. Люди начнут про своих спрашивать, а я что могу сказать? Иногда знаю. Вот… Андропов тоже долго не протянет. Год, наверное. Так что у вас будет время проверить.

Этой фразы она испугалась, оглянулась на секретарскую, прошептала:

— Ты лучше такое никому не говори.

Я судорожно вздохнула и кивнула:

— Ладно, не буду.

Алевтина Ивановна вернулась на своё место и раскрыла тетрадку:

— И всё-таки, вот это что такое, ты можешь объяснить?

Я привстала и заглянула в тетрадь.

— А-а… это м… логический квадрат, — исправилась я на ходу; мало ли, как они тут на слово «магический» среагируют, я уж и не помню, — восьмого порядка. Надо, чтоб числа не повторялись, и чтоб в столбцах и строках была одинаковая сумма.

Директриса подняла брови, разглядывая таблицу:

— Это ты где списала?

— Это я сегодня составила.

— Сама?! — она посмотрела на меня круглыми глазами.

— А кто? — проворчала я.

Она перелистнула пару страниц:

— А это что?

Я навалилась на стол:

— Поверните… А-а! Это я рассчитывала примерные суммы гонораров, который получит автор за книгу объёмом в десять и шесть десятых авторских листа при различных сопутствующих условиях.

— Вот как. А почему тебя интересует эта тема? Мама хочет издать книгу?

— Насколько я знаю, пока в работе слишком мало материала для полноценного нового издания.

— Тогда зачем?

— Для себя, — пожала плечами я.

— Ты тоже хочешь написать книжку?

— Почему хочу? Я уже. И надеюсь, что кроме журнального у неё будет и твёрдый переплёт.

— Погоди, — Алевтина Ивановна закрыла тетрадку и сложила руки стопочкой, — я сейчас тебя маленько не поняла…

— Давайте, я вам покажу? — предложила я, поднимаясь. — Так проще будет. Вы не уходите, я сейчас принесу.

Я добежала до младшего блока, а там как раз перемена. Шум, крик! Татьяны Геннадьевны нет, и класса нет — в столовую, наверное, пошли. А мне так даже и лучше. Я вытащила из портфеля свои журналы и помчалась обратно.

Алевтина Ивановна внимательно просмотрела все три шедевра. Больше всего её роман в «Костре» впечатлил.

— Да… В первом классе делать тебе нечего… Но и автоматически перевести тебя в другой класс или досрочно аттестовать без разрешения облоно я тоже не могу. А они не одобряют, — она пожевала губами. — Но есть вариант.

— Какой? — не веря своей удаче, вскинулась я.

— Школа имеет право перевести на домашнее обучение или на индивидуальный график обучения одарённого ребёнка. Обычно это связано со спортивными или музыкальными мероприятиями. Но твой случай, Оля, мы тоже можем оформить как подобный. Писательская деятельность наверняка требует работы с источниками, посещения библиотек…

— Интервью с очевидцами событий! — подхватила я. — Я сейчас о годах войны пишу, очень много подобной работы!

— Ну, вот видишь. Ещё и тема какая серьёзная. Так что мы пока переведём тебя на домашнее обучение. По правилам, учитель должен приходить к тебе трижды в неделю, но в твоём случае это будет чистая формальность. С Татьяной Геннадьевной договоритесь, в какие дни ей нужно будет прийти — или тебе подойти в школу, написать проверочные работы — и всё.

— Я могу идти домой? Прямо сейчас?

— Да, я тебе записку напишу, — она взялась за ручку. — Я журналы оставлю у себя на пару дней? Для оформления протокола комиссии.

— Только у меня других экземпляров нет.

— Не волнуйся, я обязательно тебе всё верну и никому их передавать не буду. Давай, если хочешь, подпишем все номера, чтобы они не потерялись?

Эта мысль показалась мне дельной, и я наставила автографов в каждом из номеров — на первой странице, и у заголовка своей публикации. Затем я направилась в класс, вручила Татьяне Геннадьевне