Лужок Черного Лебедя - Дэвид Митчелл

Мы, «призраки», уссывались от смеха.

* * *

В сумерках треск сломанного забора и звук мальчишеского тела, пробивающего стекло, разносится очень далеко. У Гилберта Свинъярда замер на устах анекдот про младенца в микроволновке. Другие «призраки» посмотрели на меня, словно я должен был знать, что означает этот звук. Да, я знал.

— Блейкова теплица.

— Дуран? — Грант Бэрч хихикнул. — Разбил ее?

— Провалился через крышу. Там высоты футов десять или двенадцать.

Бэрч перестал хихикать.

Из «Черного лебедя» вывалились звонари, горланя песню «Кости, кости, на погосте гости».

— Дурень пропал, с забора упал, — срифмовал Плуто Ноук.

Пит Редмарли, злобно скалясь, оглядел других «призраков»:

— Дебил тормозной. Я так и знал, что зря мы его позвали. На фиг нам вообще новенькие? — (Это он и про меня тоже.) — Вы бы еще Подгузника пригласили.

— В любом случае нам надо валить, — Гилберт Свинъярд встал. — Всем.

Неоспоримый факт пронзил меня словно острой иглой. Если бы это я, а не Дуран, провалился в теплицу мистера Блейка, Дуран ни за что не бросил бы меня на растерзание этому психу. Я точно знаю.

«Не разевай пасть», — предупредил Глист.

— Плуто?

Плуто Ноук и остальные «призраки» обернулись.

— А что, никто не собирается…

Выговорить это было в тыщу раз трудней, чем бегать по чужим дворам.

— …убедиться, что с Дураном все в… — Висельник перехватил «порядке», — что он не ранен? Вдруг он ногу сломал или его изрезало стеклом?

— Блейк вызовет «Скорую», — сказал Грант Бэрч.

— Но разве нам не нужно… ну, вы знаете…

— Нет, Тейлор, — Плуто Ноук теперь был похож на бандита. — Даже не подозреваем.

— Этот гондон знал наши правила, — словно выплюнул Пит Редмарли. — Попался — выкручивайся как хочешь. Если ты, Джейсон Тейлор, сейчас пойдешь и постучишь к Блейку в дверь, начнется «кто, да что, да почему», бля, допрос третьей степени, и приплетут «Призраков», а этого мы допустить не можем. Мы здесь были, когда тобой в этой деревне еще и не пахло.

— Я не собирался…

— Вот и славно. Потому что Лужок Черного Лебедя — это тебе не Лондон и не Ричмонд, или как его там, бля. Если ты пойдешь к Блейку, мы об этом узнаем.

Ветер зашелестел десятью тысячами страниц дуба.

— Да, конечно, но я только… — запротестовал я.

— Ты сегодня никакого Дурана в глаза не видел, — Плуто Ноук потыкал в меня коротким пальцем. — И нас не видел. И про «Призраков» не слышал.

— Тейлор, иди домой, понял? — в последний раз предупредил меня Грант Бэрч.

* * *

И вот я стою, через две минуты и двойную петлю с обратным ходом, гляжу в глаза дверному молотку мистера Блейка и усираюсь от страха. В доме орет мистер Блейк. Не на Дурана. В телефон — он вызывает «Скорую». Как только мистер Блейк повесит трубку, я забарабаню молотком в дверь и буду барабанить, пока меня не впустят. И это лишь начало. Меня вдруг осеняет. Я вспоминаю тех самоубийц, которые ковыляют на север, на север, на север, к месту, где нет ничего и лишь горы тают в море.

Это не проклятие, не наказание.

Они именно этого и хотят.

Дверные молотки орут:

— ОТКРЫВАЙ! ОТКРЫВАЙ! А НЕ ТО Я ВЕСЬ ДОМ РАЗНЕСУ!

Звонки — куда скромнее:

— Ау? Есть кто дома?

На двери дома священника были и молоток, и звонок. Я попробовал и то, и другое, но все равно никто не ответил. Я стал ждать. Наверно, священник отложил гусиное перо на письменный прибор и нахмурился: «Боже милостивый, уже три часа?» Я прижался ухом к двери, но большой дом не выдавал своих тайн. Солнце заливало жаждущий газон, цветы пылали, деревья дремали на ветерке. В гараже стояла пыльная машина — «Вольво»-универсал. Ее явно не помешало бы вымыть и отполировать с воском. («Вольво» — единственное, чем славится Швеция, если не считать группы «АВВА». У «Вольво» есть защитные дуги, так что если гигантский многоосный грузовик решит размазать тебя по шоссе, не превратишься в лепешку.)

Я даже вроде как надеялся, что никто не ответит. Дом священника — серьезное место, всякому ясно, что детям тут делать нечего. Но когда я на прошлой неделе прокрался сюда под покровом ночи, на почтовом ящике обнаружился приклеенный скотчем конверт. «Элиоту Боливару, поэту». Внутри было короткое письмо — сиреневыми чернилами на грифельно-серой бумаге. В нем меня приглашали в дом священника в три часа дня в воскресенье для обсуждения моих трудов. «Трудов». Еще никто никогда не называл стихи Элиота Боливара «трудами».

Я пнул камушек на дорожке.

* * *

Отодвинулась щеколда, словно выстрел раздался, и дверь открыл старик. Кожа у него была в пятнах, как умирающий банан. Старик был одет в рубаху без воротничка и штаны с подтяжками.

— Добрый день?

— Э… добрый день, — я хотел сказать «здравствуйте», но Висельник в последнее время стал цепляться к словам на «з». — Это вы священник?

Старик оглядел сад, словно я мог стоять тут только для отвлечения внимания.

— Нет, я совершенно точно не священник. А что? — (Иностранный акцент, но не французский — более квелый.) — А вы — священник?

Я помотал головой. (Висельник даже «нет» не пропустил.)

— Мне написал священник, — я показал ему конверт. — Только он не…

Я не смог выговорить «подписался».

— …не написал свое имя.

— Йа, ага, — похоже, этот несвященник уже много лет ничему не удивлялся. — Идемте в солярий. Можете снять обувь.

В доме пахло печенкой и землей. Бархатная лестница резала пополам солнечный свет, падающий в прихожую. Синяя гитара лежала на чем-то вроде «турецкого стула». В золотой раме голая женщина в плоскодонке дрейфовала по озеру среди лилий. «Солярий» звучит круто. Планетарий, но для солнца, а не для звезд? Может быть, священник в свободное время занимается астрономией.

Старик предложил мне рожок для обуви. Я не очень хорошо представляю себе, как ими пользуются, поэтому сказал «нет, спасибо» и стащил кроссовки с ног обычным способом.

— Вы дворецкий?

— Дворецкий. Йа, ага. Хорошее описание моих обязанностей в этом доме. Идите за мной, пожалуйста.

Я думал, только архиепископы и поэты достаточно мажорны, чтобы держать дворецких. Видно, священникам они тоже полагаются. Истертые половицы ребрили мои ступни сквозь носки. Коридор вился вокруг скучной гостиной и чистой кухни. С высоких потолков свисали люстры в паутине.

Я чуть не влетел в спину дворецкого.