Синие дали - Александр Павлович Беляев

трое вышли из сада и плотно закрыли за собой калитку. Желтыш остался один. В домике все время что-то шумело, стучало и сильно пугало его. Желтыш чутко ко всему прислушивался, поводил ушами и пристально осматривался по сторонам. Однако скоро понял, что шум этот для него неопасен, и, успокоившись, отошел от забора в кусты смородины.

В кустах было душно. Солнце щедро палило смородину золотыми лучами, и смородина благоухала под ними, испуская каждым листком пряный, сладковатый запах. Желтыш на минуту забыл, где он и что с ним, и как ни в чем не бывало обкусал верхушку у большого смородинного куста. В это время за углом сарая что-то хрустнуло и в сад вошел диковинного вида зверь. У зверя были толстые ноги, длинный пушистый хвост, которым он беспрестанно стегал себя по бокам, отгоняя слепней и мух, и косматая, вся в репьях грива. У калитки он остановился, мотнул головой и принялся щипать траву, ловко забирая ее большими мягкими губами. Таких зверей Желтыш не видел еще никогда в жизни. Он не был похож ни на мать, ни на тех красавцев, которые промчались сегодня мимо него целым стадом.

Олененок выбрался из смородины и с любопытством уставился на пришельца. Тот спокойно продолжал есть траву. Глядя на него, Желтышу тоже захотелось чего-нибудь пожевать. Неожиданно в широких дверях сарая появилась знакомая уже Желтышу женщина и громко позвала:

— Митя-ай! Стреножь коня!

Желтыш испугался ее крика и снова забился в кусты смородины. А к большому зверю неторопливо подошел Митяй и нехотя стал связывать ему ноги. Потом большого зверя выгнали на луг, он заржал и, пофыркивая, снова стал щипать траву. Солнце между тем перевалило уже за полдень и медленно стало клониться к деревьям. Желтыш вспомнил, что в это время он обычно сосал мать, и ему захотелось есть. Но матери не было, а ветки кустов ему уже надоели. Он снова потянул носом воздух и в тишине негромко позвал мать. «Е-ок!» — раздался его голос. Но никто на него не ответил. И вдруг опять сразу стало шумно. Хлопнула калитка, в сад вошли высокий Егор и Митяй. О чем-то оживленно разговаривая и размахивая руками, они приблизились к Желтышу, и Егор ловко накинул ему на шею мягкую ременную петлю. Потом они повели Желтыша из сада и скоро очутились у высокой проволочной сетки. Миновали каменную сопку. У речки Егор остановился, взял Желтыша на руки и перенес через проток на руках. Все, что встречалось за речкой дальше, Желтышу было уже знакомо и понятно. Он заметно заволновался и стал напряженно дергать ременный поводок. Тогда Егор, боясь, что олененок повредит себе шею или подвернет ногу, взял Желтыша на плечи и сам понес в распадок. Митяй шагал впереди и показывал дорогу. У орешника он остановился.

— Вот тут нашли, — сказал Митяй и показал рукой сначала на олененка, а потом на густой виноградный куст.

— Пускай здесь.

Егор осторожно поставил Желтыша на землю, снял с него поводок и отступил в сторону.

Олененок замер. Почувствовав свободу, он не сразу сообразил, что надо делать, растерялся. Митяй поднял с земли тонкую ореховую хворостинку и замахнулся. Но Егор схватил его за руку.

— Ты что? — спросил он. — Разве можно пугать? Сейчас напугаешь — он всю жизнь людей бояться будет. А нам его вместе с маткой еще в питомник заманивать надо.

Он осторожно толкнул Желтыша ладонью в бок:

— Ну!

Желтыш переступил с ноги на ногу, один миг еще подумал о чем-то и вдруг, с легкостью прыгнув в густые, тенистые заросли, как стрела понесся вперед. Ветер свистел у него в ушах, трава и сучки больно хлестали по ногам. А он все бежал, бежал и бежал. Только теперь свобода стала понятна ему по-настоящему.

Лес, родной лес дохнул на него густым смолистым запахом кедров. Мох приятно мялся под каждым ударом копытца. Знакомые птичьи голоса слышались со всех сторон. Желтыш бежал все дальше и дальше и остановился лишь у ручья. Здесь часто бывал он с матерью. Тут, в кустах, она не раз кормила его молоком. Желтыш, тяжело дыша, поднял голову вверх, вытянул шею и громко позвал. Тоненькое эхо задрожало в воздухе и затихло в чаще. Он позвал еще раз. Но в лесу по-прежнему было тихо.

Олененок побрел вдоль ручья.

Начало темнеть. Солнце село, и вверху, на сине-фиолетовом небе, зажглись звездочки. Умолкли птицы. Желтышу стало жутко и снова захотелось есть. Он перепрыгнул ручей и неожиданно в стороне услышал чьи-то быстрые шаги. Сердце у Желтыша забилось от страха. Готовый в любую секунду метнуться в кусты, он замер, но от волнения не сдержался, обернулся и… остался на месте. К нему легко и быстро бежала мать. Желтыш сразу же узнал ее и, подскочив на всех четырех ножках, бросился к ней навстречу.

Мать обнюхала Желтыша и проворно принялась лизать своим большим, шершавым языком. Ноздри ее широко раздувались, сердце тяжело стучало в боку. Пока она лизала Желтышу спину, он, вытянув мордочку, нырнул к ней под брюхо и ловко поймал губами теплый и мягкий сосок. Желтыш был очень голоден. Вымя у матери скоро опустело, а он все чмокал, фыркал и никак не мог от него оторваться. Мать не мешала ему. Она то чутко прислушивалась к тишине, то снова, наклоняясь над ним, вылизывала ему бока. Наконец Желтыш почувствовал, что устал, и захотел спать. Он подогнул ноги и лег на мягкий пушистый мох. Мать опустилась возле него. Желтышу хорошо было рядом с ней. Он уткнулся мордочкой к ней в ноги и закрыл глаза. Ему приснился лес, проволочный забор, два маленьких человека и один высокий, по имени Егор. Потом откуда-то из темноты вышел большой зверь с длинным хвостом и косматой гривой и громко заржал, как тогда на лугу. Желтыш испугался, вздрогнул и сам чуть слышно пискнул во сне, но, почувствовав возле себя мать, тотчас же успокоился.

Ему снился луг, густые заросли орешника и яркое солнце. А мать-олениха все лизала и лизала его пушистую желтую спинку.

НА ТЯГЕ

— Напрасно ты, Иван, упрямишься. Без охоты в лесу не проживешь. С тоски одичать можно, — говорил, обращаясь к начальнику экспедиции, старший геолог Павлов. — И как это ты до сих пор без ружья обходишься?

— Да так уж. Не родился я охотником, — вяло улыбнулся Иван Семенович. — В Москве, сам знаешь, негде охотиться. А в экспедициях у меня работы полно.

— Но ведь