Ричард Длинные Руки - пфальцграф - Гай Юлий Орловский

— Ну да, — поддержал Килпатрик, — нам сдаться, что ли?

— В самом деле, — спросил Макс с недоверием, — нам предлагают сдачу?

— Сдаться? — проговорил барон Альбрехт с сомнением. — Нам предлагают сложить оружие?

Наконец замолчали, я вздохнул:

— Да. Предлагают сдачу. В смысле, они сдаются. А мне предложен титул гроссграфа Армландии.

Мертвая тишина длилась и длилась, я уж решил, что не дошло, слишком уж крутой поворот, затем у барона Альбрехта заблестели глаза, Митчелл довольно потер ладони, а сэр Растер проревел непонимающе:

— Так это же… что? Мы победили?

— Похоже на то, — сказал я, — но не слишком куражьтесь. У них сил намного больше, чем у нас. Просто сошлись на том, чтобы никому из них не было обидно, трон этой провинции отдать человеку со стороны. Мне то есть. Только и всего.

Барон Альбрехт проговорил медленно:

— Знаете ли… победа слишком стремительна и… сокрушительна. Настолько, что мне совсем не по себе. Все время жду неприятностей.

Митчелл довольно проревел:

— Да что вы, барон! Я же говорил, сэр Ричард сумеет пройти там, где сам черт сломит ноги.

— Пройти сумеет, — буркнул Альбрехт, — но сумеет ли вернуться? И второй вопрос: что с нами?

Я покачал головой:

— Барон, обижаете. Дело даже не в простой благодарности, что мне тоже в какой-то мере свойственна, но и в элементарном расчете. На кого предпочту опираться: на неизвестных мне лордов, пусть даже отмеченных всевозможными доблестями, или на вас, сражавшихся со мной плечом к плечу?

Ударил колокол, я сквозь сон автоматически отметил, что зовут к заутренней молитве. Со двора послышались голоса, а по ту сторону двери зазвенело железо. Дневные часовые сменяют ночных, обмениваясь с ними шутливыми ударами мечей и топоров, якобы чтобы разбудить.

Я расслышал даже громкий зычный смех, топот ног, удаляющиеся голоса. Остатки сна улетучились, я вскочил и торопливо оделся, прохладно, с неудовольствием посмотрел на груду доспехов в углу.

Двор отсюда, сверху, кажется заполненным сизоватым туманом: жгут костры, на углях готовят еду для новоприбывших. Для рыцаря, конечно, всегда найдется еда в зале, но для приехавшей с ним оравы слуг — самое то поесть мяса, зажаренного на углях, насытиться наваристой похлебкой, зачерпнуть миской гречневой каши, что варится тут же, в большом казане.

Я выглянул в коридор, двое стражей вытянулись и стукнули тупыми концами копий в пол.

— На страже!

— Килпатрика, — велел я, — ко мне!

Один передал другому копье и сорвался с места бегом. Прогремели шаги по лестнице, я вернулся к столу. Теперь и у меня, как у Барбароссы, на столе карта. Поменьше, конечно, но эта Армландия, оказывается, населена, как муравейник. Ни одного клочка свободной земли, все поделено, замки почти на каждой круче, на каждом перекрестке и возле каждого брода и моста. Земля богатая, скот дает по два приплода в год, неурожаев не бывает, так что здесь не удастся пройти победным маршем: местные лорды обороняться будут отчаянно. В дверь постучали, я крикнул:

— Заходи! Л В щели появилась голова Килпатрика.

— Можно? — спросил он деликатно.

— Можно-можно, — ответил я досадливо. — Что ты такой интельный, тебя же куры загребут!

— Так безопаснее, — сообщил он, входя бочком, так и не решившись распахнуть дверь во всю ширину, — Я сам не люблю быть грубым.

— Раз позвал, — сказал я, — значит… так, вот зачем я тебя вызвал, слушай внимательно. Ты у меня самый близкий здесь… Не красней, не смущайся, сам знаешь, это так. Я тебя заприметил еще на Каталаунском турнире.

— Сэр Ричард, я не нахожу слов, я настолько польщен…

— Прекрати, — велел я. — Слушай. Дело очень серьезное, гражданская война вот-вот разразится. Положение здесь очень неустойчивое, теперь вижу, каким дураком был, когда согласился… Как только выехали от Барбароссы, надо было поворачивать коня на Юг и гнать во весь опор. Словом, отправишься к королю и передашь письмо, а также расскажешь, что здесь творится.

Он смотрел преданно и очень серьезно, хорошее сочетание, я вздохнул и продолжил:

— Лорды признают мою власть только при условии, если я провозглашу себя гроссграфом Армландии. Но это еще не все, увы. Армландия отныне выступает как независимая единица… в смысле, самостоятельное графство. Даже гроссграфство. Но это только сейчас и только на словах. Я не такая свинья, так и скажи, что посмею оторвать от королевства такой жирный кусок. На словах мы самостоятельны, но на самом деле я продолжаю считать Армландию частью королевства. Я передохнул, а Килпатрик сказал осторожно:

— Я могу добавить, что король Гиллеберд очень уж хочет присоединить Армландию целиком или частями к своим владениям.

— Вот-вот, — обрадовался я, — это тоже скажи! По частям он бы все сожрал, а так приходится довольствоваться половинкой победы: Армландию оторвал от вас… от Барбароссы — уже хорошо.

Он сказал четко:

— Сэр Ричард, я все расскажу. Более того, скажу правду: здесь все держится только на вашем умении лавировать между рассерженными лордами. И пусть Господь вам поможет!

Я сказал трезво:

— Если и есть умение, то еще не применил. И еще неизвестно, удастся ли применить и сохранить головы. Но я постараюсь удержать край от междоусобицы и не дать Гиллеберду наложить лапу на Армландию.

Он вздохнул:

— Я все понимаю, но Барбаросса будет взбешен.

— Знаю, — сказал я раздраженно. — Но что делать?

— Не знаю…

— Не думаешь, что пришлет войска?

— Нет, — ответил он достаточно уверенно, — у него своих людей не хватает.

— Это да, — сказал я. — И еще я верю в его здравый смысл. Разъярившись и наоравшись, все же поймет, что это самый лучший… даже единственный выход. Гиллеберд здесь близко, а его королевство не отделено от нас болотами, песками и опасными реками, как Вексен. Он уже может ввести сюда войска! Ему это просто, дороги прекрасные, в то время как от Барбароссы… сам помнишь. Да и, честно говоря, когда дороги хорошие, а разбойников вешают без суда, то всякая торговля оживает. В Турнедо растет прекрасная пшеница, там лучшие в мире финики, а вся Армландия славится лучшими винами. Виноградники здесь растут сами по себе, без всякого ухода, а виноград все равно самый сладкий и нежный…

Он кивал, запоминал, я видел по его напряженному лицу, что передаст слово в слово. Он из тех рыцарей, что если идет на службу, то служит истово и преданно, живет помыслами сюзерена и готов воплощать их даже ценой жизни.

— Я все сделаю, сэр Ричард, — сказал он наконеця Вздохнул. — Да храни нас всех Господь!