Пирамида жива… - Юрий Сергеевич Аракчеев

или, иначе: «Наибольшую радость нам доставляют беды других».

Так что правда на Вашей стороне, дорогой наш Юрий Сергеевич! После «ПИРАМИДЫ» многие журналисты, пишущие на юридические темы, во имя справедливости больше не должны писать судебные очерки и документальные рассказы так, как они их писали раньше… У Вас другой уровень.

По этому поводу есть очень поучительный пример. Талантливый английский пианист Кристиан Блэкшоу много раз участвовал в наших музыкальных конкурсах, отлично играет СКРЯБИНА. Когда он был в музее СКРЯБИНА и ему предложили сесть за скрябинский рояль, он отступил просто в ужасе: «Это святотатство!» – воскликнул он. Как это он сядет за этот рояль!

А я со своей стороны призываю Вашего «приятеля-друга» после выхода «ПИРАМИДЫ» в свет уважать благородное чувство дистанции между Вами и им… Ваш «приятель-друг» ab hoedis scindere oves – не мог отделить овец от козлищ. Мы, советские ЗЕКи, советуем не смешивать хорошего с дурным!»

На этом кончается главка, посвященная моему «приятелю-другу». Что сказать? Опять автор письма оказался пророком. Увы, я вовсе не пытался поставить себя «над» кем-то, дать кому-то почувствовать собственную неполноценность. Я просто думал о деле и старался выполнить его как можно лучше. Когда писал, мне и в голову не приходили мысли о всяческих «лукавых играх». Причем тут личные амбиции? Даже после выхода «Высшей меры» и мертвого молчания прессы, а также унылого обсуждения сборника в гостиной Дома литераторов, я не воспринимал происходящего именно так. Равнодушие – да. Но ущемленность… Мелко же, господа! Однако теперь, в связи с вновь приобретенным опытом, трудно было не согласиться с Санасаром Мамиконовичем Кургиняном, заключенным «спецколонии» в городе Иркутске и его, очевидно, многими единомышленниками. Грустно. А что поделаешь? Теперь что же остается мне – писать хуже, чем могу, для того, чтобы взлелеять чувство «значительности» уважаемых моих коллег? Абсурд. Да ведь вот еще что любопытно здесь: я вовсе не ощущал своей особой значительности и ей-богу же без особого восторга воспринимал комплименты за мое «мастерство» от того же Кургиняна. Что честно писал – это да. Что старался прежде всего не лгать – верно. Но ведь есть публицисты посильнее меня. И вообще причем тут это? Никогда не мучило меня желание возвыситься над кем-то. Над самим собой – да! Стать лучше, совершеннее, уметь что-то – и получать наслаждение именно от этого – от дела, от того, что получается у меня – это верно. А если кто-то умеет что-то делать лучше меня, так значит нужно учиться! Ведь и мне будет лучше от этого, и ему – приятно передавать свои знания, свое умение другому! – а главное – делу, то есть всем! Нет, я могу, конечно, понять чувство собственной неполноценности, ущемленности от того, что не получается – сам испытывал и продолжаю испытывать это постоянно. Но чтобы из-за этого самоуничижаться… Разве давая «приятелю-другу» читать «Высшую меру», я показывал ему свое «превосходство»? Смешно. Я совета просил у него. А пытаясь всеми силами опубликовать и «Высшую меру», и «Пирамиду» потом, я разве пытался «возвыситься» над кем-то? Ведь и говоря здесь, в этой «повести о «повести о повести», о якобы наступившем своем «звездном часе», разве лелеял я мечту о славе? О гласности – да, о праве голоса своем – конечно, о получении для себя трибуны – верно. О том, чтобы опубликовать, наконец, и другие свои вещи, пока так и не опубликованные и тем самым поделиться с другими своим опытом, напечатать, наконец, слайды на нормальной бумаге и исправном оборудовании – с любовью к тем, кто будет их потом смотреть, а не с равнодушием и даже ненавистью… Да, странное восприятие. Но я, увы, все больше чувствовал, что многоуважаемый автор письма прав.

И в этой связи нельзя не процитировать на эту тему хотя бы еще немного – всего лишь кусок из следующей главки «трактата» С.М.Кургиняна.

«…Разве можно без содрогания от гнева читать об издательских мытарствах повести? Разве можно без возмущения обозревать пассажи рецензента и редактора? Видите ли, у них «создалось впечатление, что автор, представляя сборник, вовсе не рассчитывал на его прочтение другими людьми, ТАК ПИШУТ ТОЛЬКО ДЛЯ СЕБЯ».

Я искренне, с болью в сердце сочувствую Вам, уважаемый наш писатель. Вы прошли через горнило страданий, обрели в этих мытарствах иммунитет терпеть и целенаправленно продвигаться вперед. Мышление Ваших редакторов и рецензентов отличается не столько оригинальностью и рациональностью, сколько фанатичностью, свойственной средневековым инквизиторам, выступавшим против «инакомыслящих», «безбожников» и «неверных». Я представляю, как укоряют Вас (и сегодня) за якобы широкие обобщения. Считают Вашу повесть очернительством. И как раз за то смелое, неординарное, за горькую правду, что «ПИРАМИДА» высоко оценена читателями. Вы качали не «лодку», а могущественный «корабль» правоохранительных органов.

Здесь излишне, даже как-то неуместно задавать цицероновский вопрос «Qui bono» – «Кому на пользу?» Ибо все ясно, как на ладони. Но, тем не менее, это навеяло на меня мрачные выводы. Их действия я рассматриваю как рецидив прошлого. Вот такая «сталинско-хрущевско-брежневская» боязнь.

Эти воинствующие бюрократы озабочены одним: как бы чего лично с ними не вышло, свои силы, энергию и способности они тратят на убережение собственных кресел.

И, может быть, самое страшное и самое типичное в бюрократизме – его так сказать презумпционно-подозрительную враждебность к одаренному писателю, мужественному гражданину своего Отечества.

Глядя на них, хочется волком выть от беспомощности, от их безграничной наглости. Несмотря на то, что они читали, а возможно и изучали Чехова, однако почему-то не прислушиваются к мудрому совету великого писателя «…выдавливать из себя РАБА».

Малоуважаемые Ваши редакторы и рецензенты – это люди-приспособленцы, которые проявляют себя уродством и враньем, трусостью, в силу чего хотят превратить писателя в угодливого, бесхребетного перестраховщика, одним словом, такого, какими являются сами. Их заключения свидетельствуют об опасном рутинном мышлении. Видимо, реакционерам-ЦЕНЗОРАМ по самой своей сути выгоднее быть преобразователями и охранителями – в зависимости от того, какая линия поведения сулит им в данный момент наибольшую выгоду. Техника безответственности и покоя. По понятиям Ваших оппонентов, Вы, гражданин, «несогласно мыслящий оригинал».

Что же скрывать? На протяжении десятка лет мы жили в условиях не слишком благоприятных – в страхе общей подозрительности и террора. Нас не воспитывали в ДУХЕ уважения к себе, уважения к ближнему.

Я уверен, что Вы, наверно, стали мишенью самой яростной атаки. Во сто крат прав известный писатель, когда он указывает на КОРЕНЬ ЗЛА. Он пишет: «Можно сколько угодно отсекать Кощееву голову порока, но она будет отрастать вновь и вновь, если не добраться до глубоко запрятанного кончика иглы, обломив который