Падший клинок - Джон Кортней Гримвуд

Мастер Робуста пинком отправил таз на место, взял нож и, оттянув голову свиньи, перерезал ей горло. Он сразу принялся резать тушу, вскрывая живот, чтобы кишки падали в таз. Разделка заняла мало времени: два разреза вдоль позвоночника, передние ноги, плечи, бока, седло… Мастер умело и безжалостно отделял мясо от костей и разрывал суставы. За его движениями стоял опыт многих лет. Когда Робуста поднял глаза, Тико следил за его работой с пугающим вниманием.

— Думаешь, сможешь?

Тико кивнул.

— Тогда показывай.

Мальчик приволок вторую свинью и привязал ее за ноги. Визжащее животное повисло в воздухе. Мальчик, один из многих учеников, тут же исчез, отправившись помогать другому мяснику.

Тико ухватил свинью за рыло и полоснул ножом.

Он ждал кровавого тумана и движущихся теней. Страх, что его клыки начнут расти, жил в нем от моста Риальто и до самых дверей бойни. Но он ничего не почувствовал. Тико, не раздумывая, окунул руку в кровь, текущую из разрезанной шеи свиньи, и выпил. Кровь была противной и безвкусной. Яростное пламя, усиливающее все его чувства, исчезло.

Тогда он принялся в точности повторять все движения мастера Робусты. Вытряхнул внутренности в таз, сделал два разреза вдоль позвоночника и разделал тушу с безучастным умением, думая об окружающей его бойне.

Амелия нахмурилась. Мастер Робуста внимательно следил за ним.

Прочие мясники прекратили работу, чтобы посмотреть, но сердитый взгляд мастера заставил их вернуться к делу. Все новых свиней притаскивали, подвешивали, резали и разделывали. Свиньи отвратительно, а иногда просто невыносимо визжали. Запах крови, вонь дерьма, тепло от разделанных туш, смешанное с теплом летней ночи. У Тико на лбу выступил пот.

— Ты уже делал такую работу.

Тико покачал головой.

— Но ты убивал?

— Волков, — ответил Тико. — Людей.

Он посмотрел вокруг на бой, в котором участвовала только одна сторона, на лужи крови и дергающиеся туши.

— Но убивать свиней — почти то же самое.

Черепица выскользнула из-под ног и упала с края крыши. Тико, оттолкнувшись от свеса, последовал за ней, поймал на лету и бесшумно приземлился в садике какого-то маленького палаццо Сан-Поло.

Следом за ним скользнул лоскут черной кожи.

Тико пренебрег им. По его мнению, так следовало поступать с любой магией.

Прыжок на стену, перекат, и Тико оказался в укромном переулке, в конце которого виднелись кованые ворота. За ними начинался соттопортего, подземный ход. Поскольку Тико не мог перепрыгнуть железные ворота, он как можно тише снял их с петель, а потом повесил обратно.

Даже если бы владельцы сада особо озаботились поисками следов, они бы никогда не узнали, что в нем побывал Тико.

Два есть, еще три.

Он вскарабкался на верхушку первой же церкви за соттопортего. Лоскут черной кожи уже ждал, глядя на него янтарными глазами.

— Ты собираешься следовать за мной всю ночь?

Лоскут приоткрыл пасть, обнаружив крошечные зубки-иголки.

Тико, не обращая на него внимания, вдохнул ветер в поисках нужного запаха. Ему хотелось найти тот запах, на который он охотился в ночь, когда герцогиня Алекса устроила ему ловушку. Но на его месте была пустота, и Тико сдержался. Самый трудный урок за весь год тяжелого обучения. Весна сменилась летом, а сейчас уже начали опадать листья.

Это важная проверка, как, впрочем, и все остальные. Просто Атило придавал ей большое значение. Конечно, он ничего не говорил Тико, но юноша уже стал экспертом в понимании намеков, недомолвок и тайных течений особняка иль Маурос. Так что сейчас он глубоко вдыхал запахи, отделяя басовые ноты сточных вод и сыромятен.

Пятерых заключенных выпустили из ямы. Один заслуживает смерти. Остальные не совершили ничего особенного. Убей кого нужно, и остальные будут свободны. Убей не того, и остальные умрут. Это условие должно было стать стимулом для Тико. Воззвать к его состраданию. Но Тико, стоящий на ветру на колокольне церкви Сан-Поло, не испытывал сострадания к тем, кто спит внизу, пока меж ними крадется ночь.

Он хотел пройти испытание просто потому, что хотел пройти его.

Очень быстро, еще в первые дни, он достиг уровня Атило. Даже Амелия, более умелая, чем Якопо, не могла двигаться так тихо, как Тико. А спустя еще несколько месяцев он стал сравнивать себя только с самим собой.

Он сам был своим соперником. Он хотел превзойти себя. Тико замкнулся, отгородился от мира. И, как он подозревал, такое положение дел как нельзя лучше устраивало всех.

Тико знал: Атило ожидает, что он попытается сбежать. Отсутствие попытки беспокоило старика сильнее, чем ее возможность. Еще одна причина, по которой Тико держался своего общества, скрывался в погребе и просиживал в нем полнолуния, борясь с голодом. Убийство Розалин, смерть Африор, другие фрагменты воспоминаний о Бьорнвине — он окружил все ледяной стеной. Тико думал о своих утратах. Рассматривал их, не чувствуя боли. Его жизнь казалась безвкусной, как свиная кровь. Но Тико с железным самообладанием шлифовал все новые умения и ждал, когда Атило признает успех.

Он был преемником старика.

Раб, который должен стать Клинком герцога. Есть шанс, что прежде он станет свободным, но нужно ли это? Многие генералы сельджуков рождались и умирали рабами, собственностью султана. Какая ему разница? Он мог бы, как однажды предложила Десдайо, бежать из города. А зачем?

Он желает только одного, но та жизнь ему недоступна.

Венеция не хуже прочих мест. Может, даже лучше. Она лежит на пересечении своих богатых торговых путей. И Тико ждет работа, для которой он, его природа, отлично подходит.

И тут он уловил запах.

Запах страха, эхо шагов по мостовой в трех кварталах отсюда. Он поймал запах и последовал за ним. Если бы охотились на него, он укрылся бы за вонью каналов. А им приказали держаться суши. Еще одна причина поступить наоборот.

Тощая шлюха лет пятнадцати, если не меньше. В лохмотьях, отчаявшаяся и испуганная. Даже у нищих хватает мозгов не проталкиваться сквозь толпу у моста Риальто. Какой-то горожанин обернулся, приняв ее за неуклюжего карманника. Но девчонка только в страхе бормотала молитвы.

Мост Риальто еще не закрыли на ночь.

На этом берегу прислужники мыли пол крытого рыбного рынка, а перед городской тюрьмой сменялись стражники. На другом работники, несмотря на поздний час, разгружали германские баржи с рудой, стоящие вдоль набережной Ферро. Руду грузили на телеги, которые направлялись к плавильням.

Тико дал девчонке взойти на мост, следя за ней с крыши рынка, но только чтобы поймать ее на другой стороне. Он промчался по деревянной крыше моста, перепрыгнул разрыв, где мост разводили, пропуская суда, и спрыгнул вниз, едва она вошла в пустой проход. Ее крик замер, когда он почти прижался к ней лбом.