Тайна египетского креста - Эллери Квин

— Глупо, инспектор, Крозак сразу заподозрит ловушку.

— Ну хорошо, — сказал инспектор. — Я подумаю и утром дам окончательный ответ, — Отлично! — Мегара похлопал по карману своей морской куртки. — Я готов к встрече хоть с самим дьяволом моря! Я не собираюсь проводить остаток своих дней на яхте в обществе одних охранников. Чем скорее Крозак появится, тем лучше.

Некоторое время спустя профессор Ярдли и Эллери стояли у восточного крыла особняка Брэдов и наблюдали, как Мегара и капитан Свифт торопливо шли по направлению к бухте.

— Что вы на это скажете? — спросил профессор.

— Я скажу, — ответил Эллери, вздохнув, — что мистер Мегара либо ищет смерти, либо он непроходимый дурак.

И Стивен Мегара не замедлил подтвердить свою смелость или глупость. На следующее утро, во вторник, когда Эллери и профессор Ярдли сидели за завтраком, в столовую, невзирая на протесты старой Нэнни, вбежал человек и передал записку от Вогна.

Капитан Свифт был только что найден в каюте, где он лежал связанный веревками, без сознания. Ему, видимо, нанесли сильный удар по голове.

Обезглавленное тело Стивена Мегары обнаружили привязанным к антенной мачте его яхты «Хелен».

Многие расследования удаются благодаря тому, что сыщик замечает какую-нибудь незначительную деталь. Одно из самых безнадежных дел в анналах пражской полиции было раскрыто через шесть недель, так сказать, полного затмения после того, как молодой сержант вспомнил, что в кармане брюк убитого было найдено четыре рисовых зернышка.

Витторио Маленги

В то утро на «Хелен» с материка отбыла печальная процессия. Эллери, бледный, как полотно, замер на палубе полицейского катера и смотрел на яхту. Профессор, стоявший рядом с ним, бормотал:

— Невероятно, жестоко, зверски жестоко!

Даже сопровождавшие их детективы были в растерянности. Они изумленно разглядывали «Хелен», будто видели ее впервые.

На палубе яхты суетились люди. Они скопились вокруг антенной мачты. Казалось, там была целая толпа, которая разрасталась с прибытием новых полицейских катеров.

На фоне ясного голубого неба отчетливо выделялось тело человека, еще двенадцать часов назад живого, разговаривавшего с ними, а теперь мертвого, в пропитанной кровью пижаме, висевшего на мачте с распростертыми руками.

— Словно Христос на Голгофе, — пробормотал профессор Ярдли. — Трудно в это поверить, просто чертовщина какая-то. — Губы его задрожали.

— Я человек не религиозный, но, ради Бога, господин профессор, не богохульствуйте. Не так уж и трудно поверить, вы ведь читали нам курс древней истории… Калигула, Молох ведьм, инквизиция, расчленение трупов, содранная с живых людей кожа и прочие зверства…

Кровь… Страницы истории пропитаны кровью… Но чтение не дает жуткого представления об этом кошмаре…

Многие из нас не могут понять чувств безумца, расчленяющего человеческое тело… И ныне, в XX веке, мы, несмотря на мировые и локальные войны, все еще не осознаем истинного смысла жестокости человеческого вандализма.

— Слова, слова, — апатично возразил профессор Ярдли. — Вы не видели войн, я не видел, но я слышал рассказы солдат, вернувшихся оттуда…

— Это не личное, господин профессор, — не согласился Эллери. — Это массовое помрачение умов несравнимо с индивидуальным безумием… Но прекратим спор.

Мне дурно…

Оба молчали, пока катер не подошел к яхте. Из толпившихся там людей самым спокойным был, пожалуй, инспектор Вогн, для которого убийство, пусть мерзкое и кровавое, было рутинным делом. Он был зол, отдавал резкие отрывистые команды и, похоже, был обескуражен таким поворотом событий и нерасторопностью подчиненных. Вогн сердито кричал на лейтенанта морской полиции:

— Говорите, никто не проходил мимо вас прошлой ночью?

— Нет, инспектор, клянусь!

— Бросьте оправдываться, вы его прозевали!

— Я всю ночь стоял на страже, инспектор. Но у нас всего четыре лодки и физически невозможно…

— Физически невозможно?! — рассвирепел инспектор. — Произошло убийство! У-бий-ство, понимаете?!

Молодой лейтенант попытался возразить;

— Право же, инспектор, он мог появиться с материка. Мы следили за северной стороной, за бухтой, а он мог пробраться из Брэдвуда…

— Если мне понадобится узнать ваше мнение, лейтенант, я сам вас спрошу. — Голос инспектора загремел. — Билл!

Человек в штатском отделился от группы притихших детективов.

— Что скажете в свое оправдание?

Билл поскреб небритый подбородок.

— Нам пришлось наблюдать за большой территорией. Я не утверждаю, что он прибыл с суши. Но вы не должны обвинять нас, сами понимаете, как легко проскользнуть под прикрытием деревьев.

— Заткнитесь! — Инспектор сжал кулаки. — Мне не нужно ваше умничанье, мне нужны факты. Как убийца Т проник на яхту? Если он приплыл в бухту со стороны Нью-Йорка, то это одно дело. А если прибыл из Лонг-Айленда по суше совсем другое. Но вряд ли он пробрался из Брэдвуда, он знал, что там охрана. Билл, мне нужно, чтобы вы…

В этот момент к яхте подплыл очередной полицейский катер, буксировавший знакомую Эллери лодку. Детектив с катера прокричал:

— Смотрите, что мы нашли, шеф!

— Что это? — крикнул Вогн.

— Лодка, которую мы подобрали в бухте! — закричал детектив. — Нашли по опознавательным знакам! Лодка из Брэдвуда!

Вогн засиял.

— Лодка Линнов! Вот вам и ответ. В лодке обнаружено что-нибудь?

— Ничего! Одни весла!

Инспектор снова обратился к Биллу:

— Возьмите с собой двух парней и отправляйтесь во владения Линнов! Ищите следы на дорожках. Попытайтесь выяснить, как ушел убийца и как он проник на яхту.

Эллери вздохнул и осмотрелся вокруг.

Отдавались команды, детективы шныряли по палубе.

Вогн мелькал тут и там. Профессор Ярдли стоял, опершись о дверь радиорубки, над которой висело распятое тело. Прокурор Исхем с печальным видом стоял у поручней. К яхте пробиралась моторная лодка доктора Тэмпля. Лицо его было перекошено от испуга. На причале Брэдвуда виднелись едва различимые фигуры. По светлым юбкам можно было догадаться, что это женщины.

На палубе «Хелен» было тихо.

Инспектор подошел к Эллери, привалился к двери радиорубки рядом с профессором, сунул в рот сигару, взглянул на распятое тело и спросил:

— Ну что, джентльмены, как вам это нравится?

— Жуть! — поежился профессор. — Прямо какой-то ночной кошмар! И опять это проклятое Т!