Потемкин. Фаворит и фельдмаршал Екатерины II - Детлеф Йена

Потемкин дал только в одном этом тексте отличный автопортрет и очень удачно охарактеризовал общую ситуацию относительно своей обязанности импровизировать. Не было никакой другой возможности лишить Мордвинова власти руководителя отдельного ведомства управления Адмиралтейства и вынудить его, наконец, уйти в отставку. Для Потемкина решение оставалось обоюдоострым, так как он сам брал на себя непосредственную ответственность за путаницу в бюрократическом лабиринте. Когда он к тому же сопровождал отставку Мордвинова саркастическими словами: «Присмотритесь повнимательнее и тогда Вы увидите, что я, как говорит пословица, делаю хлебы из камней», то он все же видел ловушку и для себя самого. Мордвинов воплощал собой принцип многоголовой гидры, головы которой Потемкин должен был рубить теперь сам.

Также и преемник Мордвинова, командир Севастопольской эскадры Марк Иванович Войнович, оказался как будто вырезанным из того же куска дерева, что и его предшественник. Не прошло еще долгого времени, как Потемкин стал считать его ненадежным. Теперь он должен был выдать Войновичу продиктованное обстановкой распоряжение:

«Я передаю Вам запутанные во всех частях дела; необходимо установить, на что пошли удивительные суммы и из-за чего увеличилась недостача. Крайняя неразбериха со всеми наличными средствами. Одним словом — неописуемый хаос. Ни одной статьи, по которой было бы достаточное снабжение. Все хватали без размышления, чтобы растратить побольше денег из запасов на будущие времена, но забывали при этом самое необходимое. Сметы на многие предметы совершенно искусственные, не соответствуют тем необходимым вещам, которые тут присутствуют. Этими и другими осложнениями дела так запутаны, что я не могу составить себе ни о чем понятие… Здесь для сохранения бесполезной формы дела часто ведутся в ущерб скорости, которая так необходима в военное время, и при необозримости внезапных обстоятельств часто повторяются курьезы с бесполезной тратой средств. Все это нужно улучшить внедрением такого порядка, чтобы ускорить дела. Отдельным командирам необходимо… внушить усердие к пользе. Так называемый приказной порядок можно уничтожить только для вида… в ничего не стоящей бережливости, и так как запасы никто не проверял, требовали лишнего; наконец, строительство одного корабля стало более дорогим, чем строительство одной крупной крепости».

Не просматривается ли здесь картина совершенно всеохватной и вечной русской действительности? Не должен ли был главнокомандующий упрекать даже и себя самого за эти упущения? Он по крайней мере пробовал возродить важный для военных нужд порядок.

Потемкин мог бы продолжить список недостатков, но вызвал бы у адмирала Войновича простое непонимание и не более того. Войнович казался более умным, чем Мордвинов, и отличался большей гибкостью. Организатором потемкинского типа он не был. Он жаждал военной славы — быстрой и без бюрократических препятствий. Он не хотел заниматься никакой постоянной организационной работой.

Здесь шла речь о большом непонимании, которое происходило также от незнания Потемкина. Генерал-фельдмаршал противопоставлял окостеневшей бюрократии и открытой коррупции собственную динамичную и, на первый взгляд, ориентированную на военные интересы, подчас смелую и, в любом случае, неортодоксальную систему управления и реформ. Он требовал от генералов и адмиралов, при деспотической поддержке императрицы, того же образа мыслей. Офицеры хотели сражаться в битвах — не менее чем во славу императрицы. Конечно, флотские и армейские интендантские службы должны были заниматься приобретением снаряжения и управлением — но не высокопоставленные же генералы и адмиралы!

Чем интенсивнее Потемкин хотел воспитывать офицеров в духе своих реформ, тем больше становилась их антипатия и взаимное с генерал-губернатором отчуждение. Это привело, наконец, к заносчивому отрицанию офицерским корпусом Потемкина. Как писал он в 1787 году фельдмаршалу Суворову, лучшее средство закончить вечное брюзжание офицеров, это «оставить их в покое и не обращать на них внимания, позволив им всегда, как и раньше, пребывать с подобными низкими мыслями; ну и я тоже буду выполнять свое дело; я и без них могу заниматься защитой Отечества». На практике тем не менее Потемкин хотел и должен был вести военные действия сообща с офицерами.

Генерал-губернатор не должен был допускать в делах несправедливости. Он чрезмерно осуждал всех сразу и оттого впадал в несправедливость, так как русские солдаты и офицеры именно под предводительством Суворова и Кутузова отлично сражались за свое Отечество. Потемкин хотел подчинить все органы своего государства собственной динамичной и деспотической реформаторской воле. В рамках политики колонизации он создал по точному образцу военной организации казаков новые пограничные соединения, в которых он категорически отказался от использования «обычных» офицеров;

«По моему мнению, офицеры из регулярных полков не приносят ничто хорошего… так как ни один не знает самого необходимого и в то же время признает наиболее необходимой палку…» Созданные им самим иррегулярные воинские формирования соответствовали его реформаторским представлениям и оставались истинным предметом реформы — аналогично колонизации всей Новороссии.

Потемкин очень поверхностно понимал те тенденции, которые царили в регулярной армии и флоте. Они могли быть частично «окостеневшими», но главная причина взаимного раздражения лежала в отсутствии готовности офицеров подчиняться Потемкину — так же как в непонимании Потемкиным традиций армии и флота.

Кроме того, назревал еще один конфликт. Созданные Потемкиным иррегулярные вооруженные силы, например войско Донское, Терское казачье войско, Волжское войско [82] или Азовский и Таганрогский полки, представляли собой потемкинское нововведение в интересах централизации государства, которое одновременно заключало в себе проблему угрожающе единовластного и стихийного самоуправства. При создании этих войск казачьи атаманы и полковники снова усиленно добивались признания своих званий в качестве армейских чинов. Они делали первый шаг к независимости в «регулярных» соединениях и соответственно сами становились, по меньшей мере, серьезным «регулярным» фактором наряду с армией. Обе вооруженные части объективно очутились во взаимно дополняющей структуре.

В войне против Турции регулярные части несли основное бремя военных действий. Новые казачьи соединения должны были постоянно беспокоить и преследовать противника, а поражение ему наносили регулярные вооруженные части. Эта задача неизбежно приводила к принятию армейской иерархии в казачьих соединениях. Создание гражданского управления и разделение военных и гражданских учреждений управления облегчало сближение воинских соединений.