Считалка для утопленниц - Фридрих Незнанский

Мать, конечно, сразу же стала приставать с расспросами. Но Нина коротко ответила, что не вправе разглашать служебные тайны.

– Тайны… – иронично усмехнулась мать. – Какие такие тайны может знать секретарь?

А это уже удар ниже пояса. Мать прекрасно знала, что Нина не сильно гордится своей должностью. Но пока о работе следователя приходится только мечтать. Пока… Нина была уверена, что рано или поздно она своего добьется.

Нина не стала отвечать матери, а просто пожала плечами. Чем меньше проявляешь эмоций, тем меньше у тебя уязвимых мест, – она давно усвоила это правило в отношениях с родителями.

Через час позвонил Сергей с приятной для нее новостью. Бурый разрешил Нине участвовать в опросе населения в районе станции. Похоже, эта новость оказалась приятной не только для Нины. В голосе Сергея она отчетливо услышала радостные нотки. «Точно влюбился», – подумала она. И это открытие почему-то вызвало у нее приятное ощущение.

Если бы Гринев знал, что его лучший кореш Митька такая скотина, он ни за что бы с ним не связался. Он всегда знал, что Клесов – мужик шебутной, но верил в мужскую дружбу. А теперь, после очной ставки Гринев стал вспоминать некоторые поступки Митьки и поражался себе – как же так? Как он раньше не понимал, что Клесов ради спасения собственной шкуры может предать корефана? Гринев тупо уставился на носки своих выходных туфель и вновь переживал минуты унижения и разочарования. Лицо все горело от гнева, в груди почти физически ощущался какой-то ком, который словно расплавленный свинец жег под ребрами на уровне желудка. «То ли это изжога от их мерзопакостной еды, то ли язва желудка появилась, то ли инфаркт приближается», – с тоской подумал Гринев, потому что с анатомией и физиологией человека был знаком весьма приблизительно, а из болезней знал только эти. Ну, и еще грипп.

Когда сегодня днем Гринев в кабинете следователя увидел Клесова, он почти обрадовался ему. Потому что одному отдуваться за всех было тоскливо. Конечно, никто не принуждал его убивать бабку. Гринев по доброй воле решил помочь Митьке избавиться от нее. Но он ведь был не один. И хотя чувствовать себя героем приятно, все равно время от времени возникало ощущение обиды. До сегодняшней встречи с Митькой Гриневу успешно удавалось подавлять это чувство. Ведь Клесов не виноват, что менты оказались такими расторопными. Митька в тот день все классно придумал – избавиться от следов, спалив квартиру. Никого из дружков не обидел: Гриневу отдал золотишко, пообещав от выручки хорошую долю. Хлыщ увез классный телевизор, который должен был загнать, получив свою долю. С третьим корешем у Митьки были какие-то свои счеты. Гринев это понял, потому что они о чем-то шептались, когда уже все закончилось и все четверо вышли на улицу ловить такси. Кореш в их компании появился впервые, и Гринев о нем знал только то, что это какой-то старый знакомый Митьки, чуть ли не по пионерлагерю. Годами они не виделись и встретились неожиданно буквально несколько дней назад. Гринев понял, что у них были общие воспоминания, но особо к разговору не прислушивался, так как у старухи они здорово настопарились, и он даже немного волновался, не дрогнет ли у него в нужную минуту рука. Не дрогнула. Даже в голове прояснилось, когда Митька, заглянув в бабкину комнату и увидев, что она спит, поманил дружков. Так что в нужную минуту он действовал решительно. И вдруг на очной ставке Митька начал такое заливать, что Гринев не поверил своим ушам. Получалось, что это он, Гринев, нажрался у бабки и, воспользовавшись ее беспомощным состоянием, предложил Клесову ее прикончить. У него даже план был наготове. Дескать, бабку убить, устроить пожар, чтобы выгорели следы, а потом, когда Клесов вступит в законные права наследования, квартиру можно будет продать. Естественно, вознаградить дружков за помощь. Митька заливал так складно, словно пересказывал какой-то сериал. Гринев, конечно, как только пришел в себя, взвился и стал орать на Митьку, что все было как раз наоборот. А тот, ничуть не смущаясь, заявил, что Гринев и его деда ограбил. А прежде отравил его кашей. Гринев на нервной почве даже расхохотался, услышав такой бред. Он-то знал, что дед никого из чужих в свой дом не пускает, так как у него пунктик: ему все кажется, что его ограбят. И с какой такой стати Гринев станет кормить чужого деда кашей? Тем более, насыпав туда отравы. Когда следователь спросил у Митьки, почему он не остановил вовремя Гринева, тот сказал, что кореш признался ему в этом только после того, как они прикончили бабку. Дескать, а деда твоего я тоже урыл. Так что живи да радуйся – у тебя теперь две квартиры. Только не забудь, кого благодарить должен. В смысле материально. Гринев даже задохнулся от гнева, услышав такое гонево. Следователь, конечно, не поверил Митьке. Да и тот детина, который присутствовал на первом допросе Гринева, тоже с удивлением покрутил головой, и на лице его появилось что-то вроде улыбки. Только очень ядовитой, как у змеи перед укусом. Почему-то такое сравнение пришло сейчас в голову Гриневу, хотя он не знал наверняка, улыбается ли когда-нибудь змея, тем более перед тем, как выпустить свое жало. В общем, Митька нес полную хрень, и в какой-то момент Гринев даже подумал, что у дружка поехала крыша. Нормальный человек сначала бы просто подумал, прежде чем выдавать такую хрень. Никакой логики, вспомнил он подходящее слово. Следователь все равно дослушал Митьку, только иногда перебивая его, а тот уже стал вовсю обвинять кореша. Дескать, и дружков к бабке тоже он понавел, Митька их знать не знал. Гринев, было, уже открыл рот, чтобы возразить, но следователь сказал, что потом даст слово и ему. Так что пришлось слушать этот бред и только удивляться, что почти два года он корефанил с этим придурком. Хорошо, что следователь знал, какие вопросы нужно задавать Клесову, чтобы разоблачить и припереть эту сволочь. Только после этого Гринев решил, что хватит прикрывать этого брехуна, и признался, что у старухи кроме него и Митьки был еще Хлыщ, который живет в Завидове. Он иногда остается у Митьки ночевать, когда напьется так, что шагу ступить самостоятельно не может. А второго дружка он раньше никогда не видел. В их компании он появился впервые и сразу пошел на дело, его даже уговаривать не пришлось.

– А вас, Гринев, пришлось? – съязвил следователь.

– Я теперь жалею, – ответил Гринев, хотя на душе было пусто и никаких мук угрызений совести он не чувствовал, только разочарование, – он считал Митьку своим корешем.

Когда следователь спросил у Митьки фамилию его дружка, тот сказал, что не помнит. Они когда-то вместе провели две недели в пионерлагере, после чего Юрика забрала мать, потому что директор ее вызвал и сказал: или он, или я. Юрик жестоко бил девчонок, за что его и выгнали из лагеря. Но потом они иногда встречались. То на футбольном матче, то в парке Сокольники, то еще где-то. Потом долго не виделись, Юрик переехал куда-то. Гринев поверил, что Клесов вполне мог не знать фамилию дружка. Он тоже не знал фамилии многих из своих корефанов.

– Так что мы свое дело сделали, – удовлетворенно сказал Голованов на летучке. – Преступление раскрыли. И даже более того, нашли не только убийцу Заботина, но и его подельника.

– Как обычно, – поддакнул ему Агеев. – Собрали улики, нашли убийц, а слава достанется другим.